Жестокая Фортуна - Юрий Иванович

Казалось бы, полный нонсенс: полудикие охотники, бегающие по окрестным лесам с копьями и несуразными луками, проживают в таком удивительном, пережившем всепланетные катаклизмы месте. Уже в который раз здешний мир поразил Виктора Палцени своими тайнами и загадками. Но, с другой стороны, он сразу чётко осознал: раз его привели сюда, то, значит, он либо будет казнён, либо выйдет отсюда как облечённый полным доверием друг и союзник. Иного не дано. Что сразу накладывало определённый отпечаток на предстоящие переговоры.

Поэтому он, попутно рассматривая всё вокруг широко раскрытым правым глазом, стал мысленно прогонять самые соответствующие речи и обращения. Благо уже радовало, что язык оказался очень сходным и недопонимания во время общения не предвиделось. Встречающих людей удалось рассмотреть издалека, их насчитывалось довольно много, не менее ста взрослых особей и в основном женщины. Виднелось и несколько ватаг ребятни младшего, так сказать, дошкольного возраста. Видимо, мужчины и старшие подростки занимались добычей, охраной и хозяйственными делами.

А вот последующие действия охотников предвидеть не удалось. Его завели, пожалуй, в самый мрачный дом с маленькими окошками, затолкали в пустую тюремную камеру и, не слушая бурных и сбивчивых требований, закрыли за спиной железную дверь. Правда, тут же в двери открылось окошко, и последовал приказ:

– Давай сюда руки! – Ножом перерезали верёвки и посоветовали: – Лучше не кричи, а спокойно жди своей участи. Иначе подкинем тебе сонных клопов, и будешь спать сутками как овощ.

– Да хоть накормите-напоите! – взывал пленник в закрывающуюся щель окошка. – Умираю от голода и жажды! Я ведь вам не враг!

– Ну, с этим проблем не будет, – донеслось из-за двери. – Получишь!.. Если не враг… По расписанию…

Сонных клопов и состояния овоща Менгарец не хотел. Хотя впервые слышал о подобных созданиях. Ну это и понятно: иной континент, иная живность. Да и толку кричать не было никакого: вряд ли кто услышит. Под самым потолком две узкие щели, дающие свет. Даже если до них добраться, вряд ли они выходят на лобное место, откуда воплям пленника захотят с почтением внимать обитатели этой дивной долины. Дверь тоже плечом не вывалишь, так что о побеге и думать не стоило. Ну а скудная меблировка камеры вызывала лишь горький вздох безысходности. Два каменных возвышения в виде нар и на них всего один тюфяк, набитый сеном. А в правом углу от двери, за плотной полотняной загородкой, глиняный горшок с крышкой, явно применяемый для естественных надобностей.

Горшок сухой и чистый, тюфяк – один. Вонь или неприятный запах гнили тоже отсутствуют. Вывод: здесь преступников или провинившихся не бывает, а враги попадаются довольно редко. Значит, оставалось только одно: улечься на тюфяке, который, кстати, оказался довольно чистым и приятно пах луговым сеном, да и отсыпаться впрок. Раз уж обстоятельства сложились таким образом, что не поддаются воздействию, то лучше и в самом деле выждать.

Проверил свои карманы и голенища сапог. Мелочь, кое-какие бумаги, несколько медальонов и перстней с него сняли, кинжал с поясом, естественно, тоже. А вот один из метательных ножей в сапоге остался. Да и второй, видимо, не нашли, а он сам выпал во время несуразной транспортировки тела. Конечно, с таким оружием много не навоюешь, да и никак не стоило настраивать против себя аборигенов, но хоть что-то давало повод не считать себя совсем беззащитным. Осталась луковица часов, которые он засунул в потайной карман возле бокового, внутреннего шва брюк. Это он ещё успел сделать во время подготовки приближающегося урагана. А потом положил обратно после разведения костра на скалистой гряде. Хотя, по сути, и оставаясь на руке, влагонепроницаемые часы не поддавались никакой порче окружающей среды.

Ревизия закончена, можно и поспать.

Вот только смущали два вопроса. Первый касался возможной помощи со стороны катарги. Трудно такое представить, но если останки корвета занесло так далеко от пролива, то орлы, скорей всего, обломок с мачтой никогда не отыщут. А значит, и в округе хозяева небесного океана выискивать оставшихся в живых моряков эскадры не станут. Долину не найдут, пленника выручить не смогут. Да и вообще, после нескольких дней розысков посчитают Монаха Менгарца погибшим или в крайнем случае пропавшим без вести. Что есть одно и то же.

«Ржавчина на мою голову! – сокрушался Виктор, усевшись на тюфяк и прощупывая его внутренности. – А время-то уходит! Не фартит так не фартит! И что мне стоило по воздуху в Чагар отправиться? – запоздало и уже в который раз сожалел он. – А ведь ещё и здешние «недоумки» типа Кхети Эрста сдуру могут и в самом деле казнить как шпиона! Ха! И хорошо ещё, если казнят не на пустой желудок!..»

Это как раз и был второй вопрос, который смущал очень сильно. Вроде дело шло к обеду, но мало ли как у них кормят и по какому расписанию подают кусок чёрствого хлеба арестантам? Почему-то пленник и не сомневался, что пищу ему подадут самую неперевариваемую и залежалую. Так сказать, для сговорчивости. Подобные методы используют всегда и везде. И понимание этого факта заставляло вздыхать с ещё большей безнадёжностью и печалью.

Поэтому арестант даже вздрогнул от неожиданности, когда с грохотом открылась маленькая дверца. Ведь до того не удалось расслышать ни шагов, ни голосов в коридоре. И первой в дырке показалось не лицо надсмотрщика или иного визитёра, а довольно симпатичная деревянная ложка. Естественно, что пленник, только и мечтавший о корочке хлеба, поспешил к двери и попытался рассмотреть местного разносчика пищи. Немного мешали в этом деле поставленная глиняная миска с жидким супом, потом вторая с неизвестным мясом и овощами, а потом и громадная, опять-таки глиняная кружка с неким подобием кисломолочной сыворотки. Всё это бережно снималось и ставилось пленником на пол. Напоследок дали ещё и огромный кусище вполне свежего, дурманящего ароматом хлеба. А там и благодетеля удалось рассмотреть. Точнее говоря, благодетельницу.

Мало было сказать, что девушка красива. Она казалась очаровательной, страшно сексуальной, никак не соответствующей данному месту и её роли в этом событии. Огромные глаза на пол-лица, белокурые локоны, алые, чувственные губы… В другое время Виктор уставился бы на такую красоту и долго, молча любовался, но сейчас ему следовало говорить и требовать как можно более быстрой встречи с местными старшинами.

Вот он и заговорил, непроизвольно сминая в руке мягкий кусище хлеба. И вещал о себе, о Первом Щите, о Шлёме и о королевстве Чагар минут пять, пока в горле окончательно не пересохло. Внимательно его выслушав, красавица мило улыбнулась, а потом явными, понятными во всех мирах жестами дала понять, что она… глухонемая.

Ну и напоследок довольно беспардонно закрыла дверцу, чуть не прищемив нос очумевшего и растерянного арестанта.

Так и постояв около минуты в согнутом положении, уткнувшись лбом в железное полотно двери, Виктор наконец-то пришёл в себя, резко выпрямился, разочарованно фыркнул и поспешил насладиться предоставленным ему обедом, присев на пол прямо там же, возле мисок. Пока ел, размышлял о парадоксах внешности здешних жителей: