Долгая ночь (сборник) - Ф. Шумов

* * *

Часам к десяти вечера Марчук понял: пора заканчивать. Усталость брала свое: начали слезиться глаза, строчки в блокнотике Арефьева набегали одна на другую.

Жена вот уже год твердит: очки пора завести! Но Марчук считал, что не пристало ему, офицеру угрозыска, ходить как какому-то канцеляристу в очках, и как мог терпел.

Он проштудировал почти весь блокнотик Арефьева. Выписал все фамилии, имена, номера телефонов. С тем чтобы завтра с утра специально заняться ими. Была в книжечке схема: расчерчены две улицы, дома елочкой, между ними три квадратика, какой-то круг, стрелка змеилась к одному из квадратиков и стояло: «третий этаж, налево». Ясно, что это адрес. Но где и чей?

* * *

На другой день, часам к двенадцати, в райотдел приехал начальник городского угрозыска подполковник Зелинский. Марчук знал, что Зелинский всё и вся насквозь видит. Умеет быстро и четко разобраться в обстановке, заметит малейшую ошибку или промах. Марчук не то чтобы побаивался начальника, но почему-то в его присутствии чувствовал себя скованно, все думал, не упустил ли чего, не ткнут ли его носом: что же ты, товарищ капитан, столько лет работаешь, а тут... Был у него такой случай года два назад, и снова попадать на хотя и вежливый разнос к Зелинскому не хотелось.

Марчук понимал, о чем пойдет речь, если его вызовут к Зелинскому, и заранее разложил в папочке все нужные бумаги.

Арефьеву, как попросту говорят, «проломили голову». В акте экспертизы значилось: «Смерть наступила в результате перелома черепа, чему предшествовало нанесение множества ударов твердым предметом, вероятнее всего бутылкой; из ран извлечены мелкие осколки стекла».

Сразу за этим актом Марчук положил фотоснимки с места происшествия. На одном из них крупным планом черно-зеленая литая бутылка из-под шампанского. Горлышко у нее было отбито, и Марчук полагал, что Арефьева били именно этой бутылкой. Предстояло отправить ее на экспертизу: возможно сохранились отпечатки пальцев...

Следом шли материалы проверки по гостинице: выяснилось, Арефьев находился в Новокузнецке ровно неделю. Вместе с ним был командирован Иван Спиридонович Ковалев. Они занимали двухместный номер на шестом этаже. Вели себя вполне спокойно, только по утрам горничная убирала из номера бутылки из-под водки и пива и все удивлялась: когда они только работают? С утра принимали спиртное, запивая кефиром, и в обед пили, и вечером...

Выписались они одновременно, накануне убийства. Однако вчерашняя проверка Ковалева Кемеровским угрозыском показала: Ковалев дома не появлялся и где находится — жена не знает.

Ковалев, наверное, исчез не случайно, какую-то роль он во всем этом сыграл. Но какую? И где теперь его искать?

Зелинский был в кабинете начальника райотдела майора Коломина. Едва Марчук вошел, поздоровался и кивнул: садись поближе, к столу. Доложи, что сделал, что думаешь делать дальше? Голос у подполковника ровный и спокойный, но Марчуку кажется недоверчивым: не рано ли мы тебя назначили старшим уполномоченным?

Это впечатление усилилось, когда, выслушав Марчука, Зелинский заметил:

— Покрутиться ты уже успел изрядно. Но ведь белка в колесе тоже крутится, а что толку? — И продолжал: — Где Ковалев? Не знаешь. Был ли он на берегу, когда убивали Арефьева — тоже неизвестно. Говоришь, проверка рынков, вокзала и других мест ничего не дала, а что ты там искал?

— Часы марки «Луч» в золотом корпусе, с золотым браслетом, обручальное кольцо, тоже золотое. Они у Арефьева были. Жена сказала. Об этом из кемеровского угрозыска еще вчера телефонограммой сообщено. Вот и ищем. Может, ухватим какую ниточку.

Зелинский, видимо, и сам понимал, что за сутки большего не сделаешь. Спросил только у Коломина, кого он думает посылать в Кемерово, на поиски Ковалева.

Майор указал на Славу Рудюка:

— Он, правда, в угрозыске всего два месяца, но до этого год работал участковым, парень цепкий и решительный.

Заканчивая разговор, Зелинский отметил:

— В прокуратуре дело принял Гринин. Знаете его? Считаю, вам повезло. Следователь он крепкий, сам будет вертеться и вам покоя не даст. Так что, учтите: прибавляйте обороты!

* * *

День пролетел. Вечером позвонил Гринин, спросил о новостях и, узнав, что нового ничего нет, недовольно хмыкнул. Это вконец испортило и без того невеселое настроение Марчука. Дома в сердцах накричал на сына — сел ужинать, а рук не вымыл, растет, как свинушка. Мальчишка в слезы. Жена промолчала, но по опущенным глазам Марчук понял: обиделась за парнишку... Он молча доел ужин, молча ушел в другую комнату. Сел на диван успокоиться, но мысли продолжали крутиться вокруг Арефьева. И вдруг Марчук ясно представил схему в его записной книжке: круг, да это же в плане строящийся цирк! А перекрещивающиеся линии — улицы Тольятти и Дружбы. Как же я сразу об этом не сообразил?

* * *

Утром Коломин выслушал Марчука, покачал с сомнением головой: что это нам даст? Ты лучше скажи: были ли вчера в учреждении, куда приезжал Арефьев?

Марчук пожал плечами: конечно, был, а толку ноль. Арефьев и Ковалев еще в обед отметили командировки и после этого их никто не видел. А если найти дом, что помечен в схеме, может, найдем человека, хорошо знавшего Арефьева. Ведь первым встречным домашних адресов не дают.

Майор вдруг согласился: а что? Давай попробуем. Забирай участкового, там у нас Володя Габидуллин, и, как говорится, с богом.

Габидуллин охотно откликнулся на просьбу Марчука. Приказ начальства был тут ни при чем: во-первых, характер имел легкий, любил помогать людям, а во-вторых, имел от этого поиска и свою выгоду — когда еще дойдут руки до проверки паспортного режима?

Предстояло обойти пять девятиэтажек, и они считали, что к обеду управятся. При этом договорились проверять не до третьего этажа, как отмечено в схеме, а все девять.

Начали бодро и легко. Отмеряв марш лестницы, звонили или стучали в квартиры, Володя лихо вскидывал руку к козырьку, строго представлялся:

— Участковый инспектор лейтенант Габидуллин! Проверка паспортного режима! Кто живет в квартире? Просим предъявить паспорта.

Но когда поднялись на девятый этаж второго дома, Марчук, стесняясь, попросил: передохнем хоть пяток минут. Габидуллин улыбнулся: а давайте, товарищ капитан, куда они от нас денутся, дома эти? Не сбегут же! Всего три и осталось...

Когда вышли из третьей девятиэтажной громады, у Марчука заныла поясница. Глянули на часы — начало третьего. И обедать не хотелось, и сил идти в четвертый дом не было.

Володя от душевной щедрости предложил:

— Вы, Михаил Прокопьевич, на