Долгая ночь (сборник) - Ф. Шумов

поехали бы к ней — не схватили бы Прокудина... Если розыск идет правильно, такое везение приходит — не в первый день, так во второй, не во второй, так в третий. Если же розыск организован неверно — везение редкий гость.

Увели Градова, а Петров, шофер, сам не свой сидит, в пол смотрит, в лице отчаянье. Спрашиваю его — что дальше делать станем?

Он рукой машет — а что делать? Судить меня надо, кругом я виноватый: и банде помог, и вам не рассказал после первого раза, по трусости сбежал, по трусости второй раз поехал... Но не бандит же я, как они все. Подкалымить, ясное дело, не отказывался, но без воровства этого...

Да, думаю, был ты мужик как мужик, с женой и дочкой, еще в прошлую пятницу не знал-не ведал, куда тебя Ленька затянет... Спрашиваю Гринева — тебе Шахов мою точку зрения передал, чтобы Петрова под стражу не брать?

Гринев кивает — и я с этим согласен. Пусть в дежурке посидит, а утром отпущу, подписку только возьму о невыезде...

Шахов еще был у себя. Рассказал, что в том лесочке, где вещи были упрятаны, нашли бушлат и шапку. Оставил там засаду во главе с Жарковым, велел ждать хоть день, хоть два: все равно кто-нибудь явится...

Жарков и его люди вернулись в горотдел на другой день. Привезли награбленное и трех парней: их взяли, когда те пытались унести в мешках из тайника ворованную добычу.

На том, собственно, моя работа по этому делу и заканчивалась. В тот же день попросил Гринева: вызывай Прокудина. Уж очень мне хотелось увидеть его глаза, лицо, когда поймет, что попался. Увидеть не злорадства ради, а для справедливости. Еще сказал Гриневу: про то, кто сторожей убивал, сейчас спрашивать не будем, это на самый конец следствия пусть остается, когда Прокудин будет со всех сторон обложен.

Леонид Прокудин понятия не имел, что за минувшие сутки положение его в корне изменилось, потому вошел в кабинет с прежней озорной улыбкой, спросил весело:

— Сколько можно держать добрых мужиков из-за каких-то пьяных шалав? Эту Клавку да Машку задушить мало!

Говорю:

— Давайте, Прокудин, о женщинах потом потолкуем, а сейчас скажите, давно ли знаете Градова?

Прокудин пожал плечами.

— Это какой такой Градов? А то я с одним Градовым в колонии сидел...

— Вот-вот, этот самый. Когда его последний раз видели?

Прокудин еще улыбается, но в глазах тревога. Я его понимаю: что стоит за вопросом о Градове, он знать не может, но ощущение опасности уже появилось. Сказать, что месяц как освободился и что с того дня Градова не видел? А вдруг Градов нами допрошен и сказал по-иному? Тогда конец игре в «рубаху-парня», в ни за что пострадавшего, тогда придумывай новую линию поведения... Он уходит от ответа:

— А что Градов? Мужик как мужик, в колонии вкалывал, и тут...

Следователь Гринев усмехается:

— Знаем, знаем, один Градов из всей вашей гоп-компании на работу устроился. Вы лучше скажите, кто это ему посоветовал костюм в соседний город на продажу везти?

Прокудин головой качает — недоумение его совсем естественное:

— Что-то я, начальник, в толк не возьму, о чем речь пошла? При чем тут Градов? При чем тут какой-то костюм?

Гринев шкафчик стенной — узкий, дверка маслом крашена, — открыл, там костюм на плечиках висит, коричневый. Достал, на столик перед Прокудиным положил:

— Вот этот, Прокудин. Вы ведь знаете, откуда он взялся?

— Ни малейшего представления. Вы меня с кем-то путаете. Или Градов, сука, на чем-то погорел, а теперь меня закладывает.

— Скажите, — говорю, — а Градов с Зиберовой знаком?

— Да я же вчера сказал, что у этой Клавки кто только не пасется! Она всех привечает! Лишь бы деньги да водку несли!

Ничего не скажешь: ход ловкий! Ладно, говорю, оставим пока Градова и Зиберову в покое, не станем пока спрашивать ни о том, что у Зиберовой кроме обреза нашли, ни о том, что в лесочке припрятано. Потолкуем о другом...

Прокудин ногу на ногу забросил, улыбается — о другом так о другом. А Градову язык вырвут, дождется!

Ничего, говорю, до очной ставки с вами язык Градова при нем останется, а мы давайте о шофере потолкуем, о Петрове Олеге. Давно его знаете?

Прокудин молчит, то на меня смотрит, то на Гринева. Ну же, думаю, соображай быстрей! Что это тебя заколодило?

— Это какой Петров?.. — Тянет он резину. — У меня шоферов знакомых много...

— А тот Петров, у которого на «зиске» задний борт снят. С которым в логу засели, вас еще трактором вытаскивали. Тракторист этот вас всех опознал.

У Прокудина аж дыхание перехватило — дышит тяжело, сказать ничего не может.

Гринев — не без злорадства:

— Что, не ожидали? А, Прокудин? Если готовы правду говорить — говорите, буду протокол писать, не готовы — потерпим до очных ставок. Только и суд все учтет: то ли сами сознались, то ли вас изобличать пришлось. Так что будем писать?

Прокудин чуть не в крик, с отчаяньем, с вызовом:

— А пишите, что хотите! Все подпишу! Все равно запутаете невиновного! Вам лишь бы дело на кого-то повесить!

Гринев ручку отложил — так не пойдет! Не то, что мы хотим, а только то, что вы расскажете — вот это и запишем. Рассказывайте, с чего каждое дело начиналось и чем заканчивалось, а про невинность — это уж совсем ни к чему!

— Нечего мне рассказывать! Всех и дел — зашел к шалаве. А вы что на меня вешаете? Что мне до спекулянта Градова, до костюма? До шофера?

Гринев встал, открыл сейф, достал дактокарту — вот, Прокудин, одно это вас без свидетельских показаний утопит. Уж на что вы — волк битый и травленый, а тут просчитались. Отпечатки ваших пальцев со стакана сняли, а стакан на прилавке стоял, в магазине. Понятно я объясняю?

Прокудин замкнулся, в окно смотрит.

Мы тоже молчим: пусть освоится с мыслью, что капкан захлопнулся. Теперь не вывернется. Наконец Гринев, спокойно так, спрашивает:

— Куда же против фактов переть, а, Прокудин? Было ведь?

— Ну, было...

— Вот то-то. Давайте-ка все с самого начала.

Дальше Гринев допрашивал Прокудина один: позвонил начальник горотдела, сказал — Владимир Никитич меня по телефону ищет. Он уже был подробно проинформирован о наших делах, потому ни о чем не спрашивал, просто сказал:

— Что