Большое Сердце - Жан-Кристоф Руфен

Я неловко приветствовал Леодепара. Он знаком дал отцу понять, что не стоит распространяться на эту тему. Похоже, он стремился сгладить все, что увеличивало дистанцию между ними, и держался добродушно и просто. Он разглядывал меня со странным выражением лица.

– Красивый у вас мальчик, мэтр Кёр, – сказал он, покачав головой, и улыбнулся мне.

Этим разговор ограничился, и Леодепар ушел.

Проводив его, отец хранил молчание, не давая мне никаких объяснений. Незадолго до обеда появилась мать, она кого-то навещала. Они надолго заперлись у себя, а потом позвали меня.

– Ты знаешь дочку Леодепара? – спросил отец.

– Видел на улице.

– Ты говорил с ней? Может, передавал записки через служанку или как-то еще?

– Нет, никогда.

Родители переглянулись.

– Мы приглашены к ним в воскресенье, – сказал отец. – Постарайся выглядеть опрятно. К тому дню я как раз доделаю подбитую мехом котту, которую обещал тебе на Рождество, и ты сможешь ее надеть.

Я поблагодарил отца, но мои мысли и желания витали где-то далеко. И все же я не удержался от вопроса:

– И чего же они хотят?

– Поженить вас.

Отец сквозь зубы процедил эти два слова – вот так я узнал свою судьбу. Я ошибался во всем, кроме самого главного: Масэ разделяла мои чувства. Она сумела преодолеть те препятствия, на которые наткнулся я. Позднее я узнал, что она давно приглядывалась ко мне, с самого детства. Рассказ о моих подвигах во время осады пленил ее, и она потихоньку стала расспрашивать обо мне тех подруг, у которых были братья моего возраста. Конечно же, она обратила внимание на мое замешательство в тот день, когда я наконец заметил ее, но достаточно хорошо владела собой, чтобы не выдать себя. Когда она уверилась в моих чувствах, то начала действовать, желая, чтобы мы добились своего. Сначала она сумела убедить свою мать. Потом они вместе принялись осаждать господина прево. У него были совсем другие планы насчет будущего дочери, но главное – он хотел, чтобы она была счастлива. Раз она сделала иной выбор и, несмотря на все предостережения, настаивает на нем, он не станет ее принуждать. Троим старшим детям Леодепар навязал честолюбивые планы; все они заключили брачные союзы и все были несчастны. Он смирился с тем, что младшая дочка выйдет замуж по любви, пусть даже у ее избранника нет ничего за душой. По крайней мере, я, хоть и не мог считаться выгодной партией, был родом из почтенной семьи. Никто не посмеет говорить о неравном браке.

Через три месяца нас объявили женихом и невестой. Свадьба состоялась в следующем году, в ту неделю, когда мне исполнилось двадцать. Масэ было восемнадцать. Герцог прислал двух нотаблей поздравить нас от его имени. Похоже, это была блестящая свадьба. Все городские торговцы, банкиры и даже несколько аристократов из числа заказчиков тестя, а на самом деле его должников, присоединились к процессии. Лично мне все это не доставило большого удовольствия, мне неистово хотелось лишь одного: чтобы толпа приглашенных рассеялась и нас наконец оставили в покое.

Было условлено, что мы будем жить в доме Леодепаров, где нам отведут покои на верхнем этаже левого крыла. Комнаты были тщательно приготовлены и стараниями моего отца убраны мехами. И вот поздно вечером мы оказались там, хотя свадьба еще вовсю гремела в парадной зале особняка, который мой тесть снял на окраине города, рядом с мельницей Орона.

Все сведения о физической стороне любви я почерпнул, наблюдая за животными. Друзья ходили к девушкам без меня, к тому же они побаивались моего осуждения и потому не рассказывали, чем занимались. И все же я не испытывал беспокойства. Мне казалось, что Масэ будет направлять нас обоих, выражая свои желания и предупреждая мои.

Неуверенность сообщила нашим телам сдержанный трепет, усиливавший наше наслаждение. Масэ была такой же молчаливой и мечтательной, как и я, в этом я уже убедился. Наши движения в тишине и наготе этой первой ночи напоминали танец двух призраков в масках. И, уже овладев ею, я понял, что никогда ничего о ней не узнаю. Мне вдруг стало ясно: то, что она всегда будет отдавать мне, – это свою любовь и свое тело, а то, в чем мне будет отказано, – это ее мечты и мысли. Это была ночь блаженства и открытий. Проснувшись, я испытывал легкую горечь и то же время громадное облегчение при мысли, что мы всегда будем вдвоем, но каждый останется одинок.

* * *

В своей новой семье я открыл для себя прежде незнакомый мне вид деятельности: денежную коммерцию. Раньше я никогда не задумывался о бронзовых, серебряных и золотых кружочках, циркулирующих между торговцами в качестве оплаты. Я воспринимал деньги как нечто безжизненное, такое, что в случае надобности вполне могло бы быть заменено белыми камушками, подобранными на садовой дорожке.

У Леодепаров я узнал, что деньги представляют собой материю особую и по-своему живую. Те, кто занимается торговлей, осуществляют обмен по сложным правилам, так как деньги вообще делятся на множество семей. На флоринах, дукатах, ливрах лежит отпечаток их происхождения. На них имеется изображение правителя, во владениях которого они отчеканены. Переходя из рук в руки, они попадают в неведомые страны. Те, у кого они оказываются, задумываются об их стоимости – так задумываются, брать или не брать слугу в свой дом. Связанные с деньгами профессии: литейщики, банкиры, менялы, заимодавцы – образуют громадную сеть, охватывающую всю Европу. В отличие от моего отца, который занимается частной торговлей, люди денежных профессий вообще не касаются прилавка, зато могут купить сразу все. В маленьких кружочках – блестящих или затертых прикосновениями жадных пальцев – заключена возможность бесконечного творения самых разных миров. Один дукат по воле того, в чьи руки он попал, может превратиться в праздничный ужин, драгоценность, быка, экипаж, может обеспечить счастье или совершить отмщение…

Деньги – это чистое видение. Глядя на их, ты мысленно видишь нескончаемую вереницу предметов материального мира.

Мой тесть терпеливо посвящал меня в искусство обращения с деньгами. Вскоре он упрекнул меня в недостаточном внимании к тому, чем я занимаюсь. Производя денежные операции, я отправлял свой дух скитаться – будто смотрел на горящие поленья. Но для той точной, требующей скрупулезного отношения деятельности, которая связана с финансами, склонность мечтать не самое полезное качество; я допускал ошибки, которые могли дорого обойтись. Мой тесть хоть и ворочал большими делами, доходы его были невелики. Малейшая оплошность при взвешивании драгоценных металлов или в расчете пропорций могла плохо сказаться на прибыли.

Однако Леодепар был человеком добрым и снисходительным. Он видел мои недостатки, но не отказывал мне в доверии. Он был убежден в том, что каждый может найти себе подходящее занятие в жизни при условии, что верно оценивает свои способности. В менялы я явно не годился. Оставалось понять, пригоден ли я вообще к чему-нибудь.

Вспоминая то время, я понимаю, что оно было мрачным и жестоким и все-таки плодоносным. Успехи мои были невелики. В глазах городских обывателей я был обязан своим положением семье жены, а не собственным заслугам. Тесть отвел нам отдельный дом, который специально выстроил для дочери. Через год после свадьбы у нас родился ребенок – красивый мальчик, которого мы нарекли Жаном. За ним последовали еще трое. Масэ была счастлива. В доме, где еще пахло цементом и свежеотесанным деревом, детские крики и болтовня служанок заглушали наше молчание. Мы с Масэ искренне любили друг друга – отстранившись на то чуть досадное расстояние, которое одновременно объединяет и разделяет людей, погруженных в свою внутреннюю жизнь.