13-й Император. «Попаданец» против Чертовой Дюжины - Никита Сомов

Честно говоря, не знал, что мне делать, — вышел просто показаться на глаза, успокоить народ и опровергнуть слухи о моей, так некстати свалившейся, болезни. Но все ждали от меня чего-то большего, я просто физически ощущал это. И Николай заговорил.

— Подданные Российской империи, сегодня наступил черный день в нашей великой истории. Сегодня скончался мой отец, Александр Второй. Великий государь, реформатор и добрый отец всем нам, так многого желавший сделать для своей отчизны и так мало успевший. Я принимаю на себя его ношу… — Я говорил и говорил. Слова сами ложились у меня в голове, меня посетило редкое ораторское вдохновенье. Хотя Николай был неплохо подготовлен для таких речей, я же ему скорее мешал. В общем, успокоить и воодушевить их мне оказалось вполне под силу.

Когда спустя четверть часа я покинул балкон, горожане расходились ободренные, в полной уверенности, что в будущем несчастья обойдут их стороной. Каждый услышал в моих словах что-то свое, что-то приободрившее и давшее ему надежду. «М-да, а Николай-то самонадеянный юнец», — прокомментировал это соображение мой куда более циничный ум.

Речь эта истощила все мои силы, и, едва дойдя до кровати, я без сил повалился на нее, чтобы тут же забыться тяжелым сном. И уже не чувствовал, как чьи-то заботливые руки раздевали меня, располагали на постели поудобней (первоначально я упал на кровать по диагонали), укрывали одеялом, клали голову на подушку.

И снова меня разбудил какой-то непонятный шум. Настойчиво пробиваясь сквозь вялотекущие, еще скованные сном мысли. Закружились воспоминания о последних событиях, смывая дрему, словно ведро леденящей воды.

Я прислушался. Судя по звукам, под дверью, уже в который раз за последнее время, собралась волнующаяся свита. Наверняка давно топчутся, не решаясь зайти и потревожить мой полусон-полузабытье, вызванный внезапной болезнью. «Да, точно, так и есть», — ясно подумалось мне, едва я разобрал приглушенное «Никак не возможно» в исполнении Шестова, состоявшего при мне врачом.

Воспользовавшись для зова колокольчиком, поприветствовал тотчас же вошедших ко мне «поддверных» шептунов, как про себя окрестил всю эту постоянно собирающуюся под моей дверью компанию. Небо за окном уже начало сереть, но, несмотря на долгий сон, я все равно чувствовал слабость и легкое головокружение. Оставалось надеяться, что галлюцинаций и высокой температуры прямо сейчас не последует.

— Вижу, вы уже не спите, ваше величество, — присаживаясь на стул у моей кровати, сказал граф. — Нам необходимо без промедлений выезжать в Петербург, как только ваше здоровье позволит вам перенести дорогу, — уточнил Строганов в конце. — Возможно, если мы поторопимся, то еще успеем к началу похорон вашего отца, — судя по его взгляду на меня, он не сомневался, что я сейчас же вскочу с кровати и побегу собираться.

Я тоскливо посмотрел на едва начавшее сереть темное небо и сладко потянулся.

«Еще немного поспать. Хотя бы минуток десять понежиться в кровати. Дела подождут». Я уже совсем было хотел отослать графа, но вдруг разозлился на себя.

«Что за чушь! Что за нездоровый пофигизм и меланхолия? Размяк тут как тряпка! И нечего оправдывать себя болезнью — граф просто так торопить не будет, раз торопит, значит, есть такая нужда. А раз надо, значит, надо». Быстро переборов первоначальное желание поваляться и поболеть, я выбрался из-под теплого одеяла и сел. Прохладный, осенний воздух заставил меня поежиться. Пару мгновений пожалев себя, любимого, я встал с кровати.

В чугунной голове снова установилась звенящая пустота, но холодный пол быстро прервал мое непонятное состояние. В голове промелькнула, в не очень вежливой форме, пара выражений про то, как трудно положить царю коврик для ног.

Мое недовольство не осталось незамеченным — хоть какая-то польза от моих просыпающихся эмоций. Из-за спины Строганова, как по волшебству, вынырнули двое слуг в золотистых ливреях. Первый развернул небольшой сверток, скользнул мне за спину, и на мои плечи опустился теплый байковый халат, с кистями и шелковым поясом. Второй в это время, изогнувшись, сунул мои ноги в мягкие домашние тапочки, украшенные небольшими меховыми помпонами. Удивленный такой сноровкой, немного замешкался и пропустил мимо ушей вопрос доктора Шестова.

— Что, простите? — переспросил я, кивком головы отпуская замерших в ожидании слуг и, все еще хмурый, укутываясь в халат.

— Ваше императорское величество, как ваше самочувствие? Может, лучше было бы полежать несколько дней в постели? — спросил доктор, склонив голову и напряженно глядя на меня.

— Нет уж, спасибо. Моего здоровья вполне хватит на эту, не столь уж длинную дорогу, — самонадеянно ответил за меня Николай. Несмотря на то что я был с ним согласен, эпизодически неподконтрольное мне якобы мое, но чужое тело раздражало до зубовного скрежета. Определенно, в этом мире я чувствую только негатив. Это так задумано, что ли? Ну, спасибо, Логос! Только я на такое не подписывался!

— Ничего страшного, если похороны пройдут без вас, — в этом месте мне послышалось негромкое хмыканье моего воспитателя. — Как врач, рекомендую вам отлежаться несколько дней в кровати и дождаться существенного улучшения самочувствия, — продолжил Шестов. — Иначе болезнь может усилиться и надолго свалить вас по приезде в Петербург, а может, и того хуже… — он не договорил, но все поняли, что именно хотел сказать мой врач.

— Николай Александрович, не стоит сгущать краски. Решено! Велите закладывать карету! — ответил я своему врачу.

— Ваше величество, все готово, — тут же отрапортовал мне сделавший шаг из толпы Рихтер.

— Так чего же мы ждем? Отправляемся немедля, — рубанул рукой воздух я.

Переодевшись с помощью слуг в дорожный костюм, быстро обежав глазами покои, я взял лежащий у изголовья кровати «дневник» и аккуратно положил его в саквояж. Мельком взглянув на свое отражение в зеркале, я чуть-чуть поправил шейный платок и, полностью удовлетворенный, проследовал сквозь открытую предупредительными слугами дверь на первый этаж. Не выпуская саквояжа с дневником из рук, разумеется.

Спустившись вниз, я застал свою свиту во главе со Строгановым в полном сборе. Чуть в стороне стояли слуги, подслеповато щурящиеся на яркий свет многочисленных свечей. Но вот мои глаза нашли, что искали. Взъерошенный губернатор в накинутом на плечи мундире поспешно выбежал на поднявшийся в моей части дома шум.

— Владимир Иванович, рад вас здесь видеть, — поздоровался я. — К сожалению, у меня больше нет никакой возможности продолжать свою ознакомительную поездку по России. Мое присутствие срочно требуется в столице. Об этом мне настойчиво твердит мой государственный и сыновний долг.

Выслушав искренние соболезнования генерала, вызванные, впрочем, по большей части причинами моего спешного отъезда, я тепло попрощался с ним. После чего, наказав непременно написать мне письмо с предложениями по искоренению взяточничества в губернии, покинул этот гостеприимный дом.