Недоросль имперского значения - Дмитрий Луговой

– Постоим. Пусть глаза к темноте привыкнут.

– Ага.

– Боишься?

– Есть немного.

– Держи…

Мне в руку ткнулась какая-то деревяшка. Я взял и попытался на ощупь определить, что это такое. Короткая рукоятка, в ращепе которой при помощи грубой верёвки был закреплён острый металлический штырь сантиметров двенадцать длиной.

– Что это?

– А, гвоздь. Точить, правда, об камень пришлось. Все руки постёр. Но ты не бойся – держится крепко.

– А ты как же?

– У меня ещё нож есть.

Размер гвоздя впечатлял. Не круглый, а прямоугольный в сечении. Сантиметра полтора у основания.

– Гвоздь кованый, что ли?

– Конечно, какой же ещё? Ну и чудной ты!

Я прикусил язык. Чуть не спалился. Выдавать Мишке своё происхождение я был ещё не готов.

– Пойдём, развиднелось вроде… – пацан нетерпеливо дёрнул меня за рукав.

Мы тронулись. Опять налетели комары, но не в таком количестве, как днём. Терпимо, в общем, если веткой отмахиваться. Болотистый участок мы прошли минут за тридцать. И то – больше времени потратили на остановки и выбор дороги на ощупь.

Небо, весь вчерашний день затянутое тучами, ночью очистилось, и сквозь прозрачные кроны светило нам алмазами звёздной россыпи. Хорошо хоть, что лес не лиственный – звёздного света хватало, чтобы не натыкаться на деревья, даже в отсутствие луны.

– Ну, что дальше? – спросил Мишка, как только мы миновали болотину.

– Огонь нужен. – ответил я, перед этим несколько раз попытавшись безуспешно сориентироваться по звёздам. Они хоть и делились светом, но чёткую картину звёздного неба разглядеть за деревьями не удавалось.

Мой спутник недолго повозился, после чего протянул мне слабенький дрожащий огонёк. Я взял лампадку и принялся изучать основание ствола ближайшей сосны. Потом следующей… и ещё одной, другой, третьей. Мох рос. Но не так, как должен был, а как ему вздумается. Судя по всему, мы находились точно на южном полюсе, и север был от нас в любой стороне. Через несколько минут я понял, что этот способ нам не подходит.

– Ну, что там? – Мишка, стоя на месте, пытался согреться, обхватив себя руками и усиленно растирая бока.

– Ничего пока.

– Я же предупреждал – заговорённое место! – укоризненно проговорил он. Я разозлился:

– Смотри, накаркаешь, ещё и леший выскочит.

– Сам нечисть зовёшь! – парировал он обиженно. – Не можешь дорогу найти – так и скажи. Вернёмся назад, пока окончательно не заблудились.

В ответ я молча протянул светильник мальчишке. Потом, на одном упрямстве, вернулся к первой сосне, у которой обломки толстых сучьев начинались довольно низко по стволу, позволяя забраться наверх. Ухватился за ближайший, подёргал пару раз, проверяя на прочность, и, подтянувшись, начал карабкаться по стволу. Руки тут же стали липкими от смолы, а шелушащаяся тонкая кора так и норовила попасть в рот, заставляя то и дело отплёвываться. В какой-то момент я поднял глаза к небу и понял, что забрался уже достаточно высоко, чтобы сориентироваться. Нашёл Большую Медведицу, определил север и стал спускаться вниз. Вот только не учёл, что залезал и возвращался я не строго по прямой, а то и дело крутясь вокруг ствола, выбирая сучья покрепче. Разозлившись теперь уже сам на себя, я повторил восхождение, заставил Мишку, ориентируясь на огонёк внизу, встать строго на север от сосны, и ни шагу в сторону. Опять спустился на землю. Фу-х! Запыхался.

Теперь можно и определиться. Я точно помнил, что дорога в город вела с запада на восток. Юрас увёл меня на север от дороги. Значит, если мы пойдём на юг, то точно упрёмся в колею. Я позвал пацана, и, развернувшись, зашагал прочь от разбойничьего хутора. Мишка, всё ещё обиженно сопя, затопал следом.

Глаза уже настолько привыкли к темноте, что я перестал пугаться неожиданно всплывавших прямо перед носом стволов. А потом и вовсе смог намечать маршрут аж на десяток метров вперёд. Ха! Да это же рассвет наступает! Что там той ночи-то в конце мая?

А дорогу мы всё же проморгали. В наползающей серости рассвета внезапно повеяло сырой прохладой, и через пару сотен метров мы упёрлись в густые заросли прибрежного ивняка, за которым посверкивала широкая гладь реки. Значит, мы умудрились выйти аж к Оке. Дорога, если я правильно ориентируюсь в современной местности, осталась в паре километров за спиной. Что ж, так даже лучше. Я дождался Мишку, который шагал уже метрах в двадцати, постепенно отставая.

– Ладно уже, хватит дуться, – сказал я ему. Самого меня переполняла радость от того, что мы сумели всё же вырваться от шайки Юраса и дошли до верного ориентира.

– А я и не дуюсь вовсе. Это ты сам первый начал.

– Ну, извини. Мир?

– Мир. – Мишка несильно ткнул меня кулаком в плечо. – А ты молодец. И чего только я сам боялся?

– Ладно, проехали! – я позволил себе на радостях употребить фразеологизм моего времени. – Пойдём уже. Если я не ошибаюсь, нам ещё пару часов топать.

Всё же "топать", это было громко сказано. Приходилось постоянно петлять, огибая то чересчур разросшийся ивняк, то болотистые прибрежные камышовые заросли. После предрассветной тишины лес оживал птичьей перекличкой, кваканьем лягушек, звонкими шлепками капель по листьям и земле.

Неожиданно Мишка схватил меня за одежду.

– Стой! – одними губами, почти беззвучно прошептал он. Ткнул вперёд пальцем: – смотри!

Я уставился в указанном направлении, до боли напрягая глаза. Всё тот же пейзаж: лес, берег, река. Но Мишкин палец упорно указывал на заросли колючего ежевичника. Через несколько секунд мне пришлось сдаться:

– Ничего не вижу, – признался я, на всякий случай так же тихо.

– Ниже смотри. У самой земли.

И действительно – внизу, в просветах сочной тёмной зелени проглянули клоки тёмной шерсти. Листья ежевичника чуть заметно ритмично шевелились, выдавая дыхание крупного зверя, величиной с большую собаку. Приглядевшись, я различил ушки топориком, серую, с опалиной морду и оскал белых зубов.

– Это собака! Значит, люди рядом. Мишка, мы почти вышли! – чуть не закричал я от радостного возбуждения. Последнее слово вышло исковерканным, так как малец ладонью зажал мне рот.

– Ту что, совсем дурак? – яростно прошипел он мне в ухо. – Какая собака?! Это же волк!

– Волк? – я тут же понизил громкость на стопятьсот децибел и отступил назад.

– Нет – королевская ливретка! – Мишка отступил вслед за мной. – Отходим по-чуть.

Мы, крадучись, начали постепенно отодвигаться от опасных кустов. Но стоило нам отойти шагов на пять, как зелень взметнулась, и из-под шипастых веток выскочил матёрый зверина, скаля страшную морду.

– Может не тронет? – тихо спросил я. Голос предательски дрожал. – Не зима же. Уже, поди, отъелся.