Мы совершенно не в себе - Карен Джой Фаулер

Дедушка с бабушкой почти все время глядели в телевизор или просто спали перед ним. Каждую субботу мне давали смотреть мультфильмы, чего дома не разрешалось, и я видела как минимум три серии “Супердрузей” – значит, провела там не меньше трех недель. Почти каждый день после обеда мы все вместе смотрели мыльную оперу. Там был тип по имени Ларри с женой Карен. Ларри работал директором больницы, а Карен в его отсутствие развлекала кавалеров, что звучало совсем неплохо, хотя было-то, ясно, хуже некуда.

– “Одна жизнь, чтобы жить”, – сказала Харлоу.

– Да неважно.

Весь фильм я болтала без умолку, и бабушка Фредерика приходила в раздражение, хотя обычно жаловалась: дескать, свели все к сексу, смотреть невозможно, а ведь когда-то это была семейная история, которую не зазорно включить в присутствии пятилетней внучки. Но дедушка Джо говорил, что от моей болтовни сериал выигрывает. Правда, он предупредил, что настоящие люди по-настоящему так себя не ведут. Вдруг я уеду домой под впечатлением, что поменяться местами с братом-близнецом и симулировать собственную смерть или украсть ребенка у другой женщины, потому что свой умер, вполне в порядке вещей.

Но в целом делать было нечего. Каждый день одно и то же, и каждую ночь кошмары про пальцы, которые хотят тебя защипать, и арлекинские маски. Неизменная жидкая яичница на завтрак, с белыми комочками, – не ела эту гадость, но мне ее все равно готовили. “Так больше мухи и не вырастешь!” – говорила бабушка Фредерика, печально счищая яичницу в мусорное ведро. И еще: “Не жужжи хоть минутку, я даже собственных мыслей не слышу!” Об этом люди просили меня всегда, сколько я себя помню. В ту пору мой ответ был – нет.

Потом она разговорилась с какой-то женщиной в косметическом салоне, и та сказала, что я могу приходить играть с ее детьми. К ним пришлось добираться на машине, и оказалось, что это двое здоровых мальчишек, причем один вообще переросток для своих шести лет. У них был батут, и когда у меня в прыжке взлетала юбка, всем было видно трусики. Не помню, издевались они над этим или я в принципе чувствовала унижение. Но меня это сломало: все, конец. Улучив минуту, когда про меня забыли, я вышла на улицу и собралась идти до самого дома. Настоящего дома. До Блумингтона.

Я знала, что идти долго. Кажется, мне даже в голову не пришло, что можно ошибиться дорогой. Я выбирала улицы с тенистыми лужайками и оросителями. Одна женщина спросила с крыльца, где мои родители, и я сказала, что гощу у бабушки с дедушкой. Больше она ничего не спрашивала. Наверное, я отправилась в путь довольно поздно. Мне было всего пять, и я не могла уйти далеко, как бы ни ощущала время. Вскоре стало темнеть.

Мне понравился один дом, выкрашенный в ярко-голубой цвет, с красной дверью и крошечный, как в сказках. Я постучала. Открыл человек в халате и майке. Он пригласил меня войти, усадил на кухне и приготовил стакан лимонада из порошка. Симпатичный человек. Я рассказала ему про Ларри и Карен, про арлекинов, огромных мальчишек и возвращение в Блумингтон. Он очень серьезно меня выслушал, после чего указал на изъяны в моем плане, о которых я не подумала. Если я так и буду стучаться в двери и просить обед или ужин, сказал он, не исключено, что мне придется есть невкусную еду. А в иных домах соблюдают правило – съедать все дочиста. Вдруг мне предложат брюссельскую капусту, печенку или еще что-нибудь такое, самое ненавистное. Вообще-то я и без того уже с радостью дала бы отговорить себя от похода в Блумингтон.

Поэтому я сказала ему, что мои бабушка и дедушка – Куки. Он взял телефонный справочник и сделал пару звонков разным Кукам, пока не нашел моих. Они забрали меня и на следующий же день отослали домой, ибо, заявили они, я тот еще фрукт, да и треплюсь без умолку.

– То есть у твоей мамы никто не родился? – спросила Харлоу.

– Нет.

– Просто я подумала: обычно детей отправляют к бабушкам-дедушкам как раз в таких случаях. Классика жанра.

У мамы никто не родился; у нее случился нервный срыв, но я не собиралась откровенничать с Харлоу. Вся прелесть и полезность этой истории в ее способности отвлекать людей. Поэтому я произнесла:

– Я еще не рассказала тебе самое стремное.

Харлоу смачно хлопнула в ладоши. Выпивка, как и арест, делала ее умиротворительно покладистой.

К нашему столику подошел человек в майке “Селтикс”, но Харлоу отмахнулась от него, всем своим видом давая понять, что ей все это мешает даже больше, чем мне.

– Мы как раз дошли до самого стремного, – объяснила она.

Несколько минут он отирался рядом в надежде послушать стремные вещи, но эта часть была не для первого встречного, и я дождалась, когда он выйдет.

– В голубом домике я попросилась в туалет, – сказала я, понизив голос и наклонившись так близко к Харлоу, что чувствовала ее хмельное дыхание. – Мужик в халате указал вторую дверь направо, но мне же было пять лет, и я ошиблась – открыла дверь в спальню. И там на кровати увидела женщину. Она лежала на животе, а руки и ноги у нее были связаны колготками. Так связывают индюшек, когда суют в духовку. И ей что-то засунули в рот. Наверное, мужские носки. Когда я открыла дверь, она повернула голову и посмотрела на меня. Я не знала, что делать. И меня пронзило это яркое сознание, что происходит нечто очень, очень нехорошее. И тут…

Кто-то вошел, и в “Парагон” влетел короткий порыв холодного ветра. Дверь закрылась.

– Она мне подмигнула.

Позади Харлоу встал человек и положил ей руку на шею. Черная вязаная шапка с канадским кленовым листом. Острый нос немного кривится влево. Похож на серфингиста, но пожиже. Довольно красив, и, кажется, последний раз я видела его в столовой, под сахарным обстрелом Харлоу.

– Роуз, это Редж. О котором я тебе рассказывала с такой любовью.

Редж не узнал меня.

– Ты вроде сказала, у тебя работа.

– Ты вроде шел в библиотеку.

– Вроде какие-то проблемы со спектаклем. Всеобщий аврал.

– Вроде у тебя страшный тест, нужно готовиться. Все твое будущее висит на волоске.

Редж схватил стул от соседнего столика и отхлебнул пива у Харлоу.

– Потом поблагодаришь, – сказал он.

– Я бы не обольщалась, – ласково проговорила Харлоу и вдруг добавила: – Любимый супергерой Розмари – Тарзан.

– Нет, – тут же отреагировал Редж. – У Тарзана нет суперсилы. Он не супергерой.

– Вот и я ей говорю!

Так и было. Любимого супергероя у меня не имелось, пока Харлоу не спросила. И я назвала Тарзана по наитию, как отвечала и на другие ее вопросы – вольно играя вольными ассоциациями. Но чем больше она критиковала мой выбор, тем сильнее я за него держалась. Со мной всегда так происходит в пылу противостояния. Спросите отца.

И когда она снова подняла эту тему, я подумала: какая трусость – притворяться, что поверила, между тем как реально врешь и ждешь, когда придет подкрепление.