Роман с куклой - Татьяна Тронина

Вот мать – вокруг нее всегда вились какие-то пошлые альфонсы, а Ива ни в коем случае не хотела привлекать к себе внимание подобных типов…

Михайловский был именно тем, кого она ждала. И, если подумать, очень хорошо, что он так долго медлил, так тщательно приглядывался к ней, – значит, он был Мужчиной с большой буквы, а не обычным самцом.

…Итак, Михайловский поднял ее на руки и отнес в спальню.

Целовал он ее долго, вдумчиво и серьезно, доведя Иву до какой-то исступленной прострации. И вообще, все делал очень долго и обстоятельно, но Иве это нравилось. Так нравилось, что она вдруг потеряла контроль над собой.

Ива постоянно себя контролировала – как уже упоминалось, она боялась выглядеть нелепой, и все ее прошлые романы (для того чтобы пересчитать их, хватило бы пальцев одной руки) были очень коротки и непримечательны. Но в случае же с Михайловским ситуация вышла из-под ее контроля.

Она кричала. Она визжала (о, стыд!). Она кусала его за плечи. Она… Ох, лучше даже не вспоминать об этом!

После Михайловский спросил ее деликатно, с некоторым удивлением:

– Ива, что это было? Я не ожидал…

Она закрыла лицо ладонями.

– Ива…

– Даниил, ради бога, уходи и никогда не вспоминай об этом, – глухо пробормотала она. – Мне очень неловко, честное слово. Теперь ты, наверное, так обо мне думаешь…

– Да ничего я не думаю! – рассердился он. – Все в порядке.

Он пришел к ней на следующий день. Потом на следующий. Потом она пришла к нему. Потом… Правда, потом эти встречи, к сожалению, стали не такими частыми, но зато приняли постоянный характер.

Ива безумно его любила. Что чувствовал к ней Михайловский, она не знала, но спросить его, разумеется, не могла.

Все остальное время они говорили на те самые «общие темы», и лирика, как таковая, в их отношениях отсутствовала. Они были друзьями и добрыми соседями, время от времени оказывающимися в одной постели. Иногда, когда Михайловский садился за написание очередного романа, они вообще не встречались.

Ива ничего не требовала.

Он ничего не обещал.

Ничего не менялось.

Единственное, чего хотела Ива, – чтобы это продолжалось как можно дольше. Всю жизнь. Всю жизнь – вот так, как сейчас.

Соперниц она не боялась – во-первых, Михайловский, насколько об этом могла судить Ива, другими женщинами вообще не интересовался. Даже более того – он их ненавидел. Стерв – тех так просто на дух не выносил (стоило только посмотреть на то, как он общался с этой фифой, телезвездой Голышкиной!). Во-вторых, семейные отношения вызывали у него отвращение, и он Иву честно об этом предупредил.

И вот однажды, случайно, четыре года спустя, Ива оказалась в гостях у Евы Поляковой.

Ива была шокирована – дверь им с Шурой Лопаткиной (доброй, но глуповатой дочерью материной подруги) открыло странное создание. Маленькая кукла в красном бархатном платье, с ядовито-красными губами и густо подведенными глазищами, с пошлыми белокурыми кудельками на голове. Такой Ива в первый раз увидела эту Еву.

А уж гонору… Как эта Ева общалась с Шурой – особый разговор. Непонятно только, почему Шура терпела подобное обращение? Но это, наверное, такой закон: если человек глуповат и добр, то в друзьях у него непременно ходят всякие сволочи, которые свободно им помыкают…

Кукла делала кукол.

Когда Ива увидела этих самых кукол, у нее даже волосы на голове зашевелились от ужаса – настолько те выглядели живыми. Или нет, даже так – коллекция маленьких мертвых человечков… Словно Ева крала маленьких детей, умерщвляла их и искусно бальзамировала. Бр-р! Ива никогда бы не приобрела для себя такую игрушку. Такой же страх и одновременно удивление вызывает работа таксидермистов…

А потом, в разговоре, выяснилось, что Ева обожает романиста Михайловского. И даже мечтает выйти за него замуж. Ива, когда услышала это, едва не расхохоталась. «Знала бы ты, милочка, как Даниил относится к таким, как ты! Да он к дачным комарам испытывает больше приязни, чем к вам, стервам!» – подумала Ива.

И ей ужасно захотелось поставить Еву на место, дать той понять, что не все мужчины любят стерв, что не все в восторге от ядовитой помады и белокурых кудрей а-ля Мэрилин.

Ива предложила Еве пари (глупо, конечно, но к тому времени она, Ива, была немного пьяна). Ева согласилась. Конечно, потом можно было забыть всю эту историю, выкинуть из головы воспоминания о странной квартире, где над маленькими мертвыми человечками царствовала злая волшебница, но дух упрямства взыграл вдруг в Иве.

Она понимала, что стерве никогда не докажешь того, что она стерва (равно как и дураку – что он дурак). Но очень уж хотелось поставить Еву на место!

* * *

Таксист – чрезмерно толстый молодой парень с ранней лысиной – всю дорогу с тоской косился на Еву и едва заметно, но тяжко – стонал и сопел.

– Куда вам, девушка?

– В Лапутинки.

– Охо-хо…

Таксист прекрасно понимал, что такая девушка, как Ева, вряд ли будет к нему благосклонна, и даже знакомство не пытался завязать – знал, что бесполезно. Слишком хороша та была, даже более того – ослепительна.

Ева долго думала, как одеться на встречу с Михайловским, но, перебрав все варианты, отвергла строгую классику и гламурную пестроту.

Выбрала светло-желтые бриджи и полосатую рубашку-поло – бледно-желтые и белые полоски, белые воротник и манжетки на коротких рукавах, очень простенькая, в духе тридцатых годов, и вместе с тем облегающе-женственная рубашка. Белые туфельки с открытой пяткой на неимоверной шпильке, темно-желтая матерчатая сумочка с вышитым на боку солнышком, макияж – прозрачный, легкий, сияющий. Вся такая летняя, юная, праздничная… Недаром говорят: «Маленькая собачка – до старости щенок».

Она села в кресло, запрокинув голову, закрыла глаза и улыбнулась.

– Охо-хо… – засопел рядом водитель.

Ева пользовалась услугами такси, хотя вполне могла себе позволить приобрести машину – недорогую, но какую-нибудь вполне приличную иномарку. У Евы даже права были! Но она, обычно такая смелая и азартная, терялась на московских дорогах, ей становилось страшно – в потоке хаотично и агрессивно (словно акулы рядом мелькают, норовя цапнуть!) виляющих вокруг нее авто.

«Глупое пари… Но зато хоть на Михайловского посмотрю!»

Они ехали долго, после Кольцевой больше часа потеряли в пробке. Водители в стоявших рядом машинах с радостным возбуждением разглядывали Еву, а ей еще большую радость доставляло желание не замечать их.

– Охо-хо…

Наконец прибыли в Лапутинки, остановились у высокого каменного забора. Возле ворот уже стояла Ива и улыбалась.

– Ева, молодец, что приехала!