Восьмое делопроизводство - Николай Свечин

Лыков сидел и вспоминал, что он знает о Лоренцеве. Кажется, тот раньше занимался политическим сыском… Перевелся в уголовный вместе с Войлошниковым, когда тот возглавил МСП. В декабре пятого года Войлошникова расстреляли боевики-эсеры. Прямо на глазах у жены и детей. Именно в эти дни Алексей Николаевич увидел молодого сыщика в деле. Семеновский полк пошел штурмом на Пресню. Возле Горбатого моста была сложена самая большая баррикада. Гвардейцы сунулись вперед без разведки и попали под шквальный огонь. Сразу погибло несколько человек. Рядом с Лыковым упал сраженный наповал фельдфебель роты Его Императорского Величества Основин. Пять минут назад Азвестопуло угостил его папиросой, и вот теперь фельдфебель лежит с пулей в голове… Стреляли из дома Кучинской, и разозленные семеновцы ринулись на штурм. В их рядах шли трое сыщиков: Лыков, Азвестопуло и Лоренцев. Кроме него из состава МСП никто не захотел отомстить за казнь начальника. Все сидели по домам, выполняя приказ нового шефа, печально знаменитого впоследствии Мойсеенко. Максим Захарович тогда воевал честно, пулям не кланялся. Это ему в плюс.

— Я правильно помню, что он начинал службу в Московском охранном отделении? — решил проверить себя коллежский советник.

— Точно так. Еще вернее сказать, что начал Лоренцев с подпольных революционных партий. Ну, увлечения молодости. Быстро был арестован и попался на глаза Зубатову. Тот занялся юношей, в два счета его перевербовал, и получился хороший специалист и патриот. А потом ваш любимый Плеве сожрал Зубатова…

Лыков пропустил слова про «любимого» Плеве мимо ушей. Да, ему хорошо служилось под началом Вячеслава Константиновича. Двадцать с лишним лет этот умный и волевой человек отдавал ему приказы. Сейчас таких уже нет. И хотя Плеве не хватало гибкости, Алексей Николаевич жалел погибшего.

Вот про Зубатова было важно. Если Лоренцев его ученик, то это говорило о многом.

Лыков лично знал Сергея Васильевича Зубатова и уважал его. После убитого много лет назад террористами Судейкина это был второй по талантам практик политического сыска. Сам в прошлом нигилист, Зубатов стал секретным сотрудником Московского охранного отделения, а через несколько лет и его начальником. Он воспитал целую школу офицеров-розыскников, поставивших дело на недосягаемую прежде высоту. Сонное болото, которое представляли собой губернские жандармские управления, разбудили умные и деятельные «охранники». Плеве тоже попал под обаяние Сергея Владимировича, назначил его начальником Особого отдела Департамента полиции, но быстро разочаровался. Вскоре Зубатов был отчислен от должности и направлен в ссылку во Владимир. Надворный советник, реформатор политического сыска, стал жертвой этого самого сыска… После убийства Плеве многочисленные ученики Зубатова вызволили его из ссылки и выхлопотали усиленную пенсию. Власти звали отставника вернуться на службу, но тот отказался. Сейчас Сергей Владимирович жил в Москве, скромно и тихо. Зубатовцы выросли в чинах и по-прежнему не оставляли своего учителя заботами. Он вел обширную переписку, незримо влиял на умы, но оставался в тени.

— Ну если Лоренцев из гнезда Сергея Владимировича, то ломаться не буду, — согласился Лыков. — Беру.

— Вот и славно. Прикажете позвать молодца?

— А давайте.

Через пять минут в кабинет вошел русоволосый среднего роста мужчина лет тридцати пяти, с приятным умным лицом.

— Здравствуйте, Алексей Николаевич, — сказал он.

— И вам не болеть, Максим Захарович. Вынужден вас огорчить: вы временно поступаете в мое распоряжение.

Лоренцев недоуменно покосился на начальство. Филиппов торопливо пояснил:

— Это не шутка. Генерал Курлов своим приказом создал особую группу дознавателей. Ей поручено пресечь, по возможности, случаи денежных экспроприаций, которые так участились в последнее время.

— Они с пятого года участились и с тех пор никак не прекратятся, — поправил статского советника коллежский.

— Можно сказать и так, — не стал спорить начальник СПСП. — Короче говоря, велено их устранить.

— Это каким же образом? — удивился его подчиненный.

— Алексей Николаич объяснит, — не без издевки ответил Филиппов. — Вы временно поступаете под его начало как представитель Петербургской сыскной полиции. Там будут и другие: от москвичей, от железнодорожной жандармской полиции, от охранных отделений и от судебного ведомства. Вам поручается содействовать дознаниям. Вся информация, что имеется в СПСП, все материалы, картотека должны быть предоставлены господину Лыкову. Вы обязаны также исполнять его распоряжения, отданные в рамках имеющихся у него полномочий. А премьер-министр в полномочиях не скупится!

— Почту за честь служить под началом Алексея Николаевича, — коротко поклонился Лоренцев.

— Вот и договорились, — бодро резюмировал Лыков. — Скоро мы все соберемся и наметим план действий. Ознакомьтесь пока с секретным приказом по МВД и подготовьте все дела по налетам, начиная с конца декабря. Срок двое суток.

— Слушаюсь.

— Вы в каком чине состоите, Максим Захарович?

— Губернский секретарь, — быстро ответил за подчиненного начальник.

— Хм. У нас дела такие: или грудь в крестах, или голова в кустах. Так что быть вам выше чином. Или впасть в немилость у бонз.

Лоренцев поморщился.

— Да шучу, шучу, — поспешил успокоить его Лыков. — Вся ответственность на мне. Но спрашивать буду всерьез.

— Этого я не боюсь.

— А пока расскажите, как вы из москвича перелицевались в питерца.

— Да очень просто. С Мойсеенко не сошелся.

— В чем?

— Во взглядах на то, как надо нести службу, — с достоинством ответил губернский секретарь.

— Что ж, это говорит в вашу пользу, — кивнул Алексей Николаевич. — Этот гнус не только развалил все, что мог, но и встал на путь прямых преступлений. Но отчего не вернулись назад в охранное?

— Места не было, да и…

Лоренцев замешкался, ему не хотелось отвечать на этот вопрос.

— Тогда им командовал Петерсон, — вспомнил Лыков. — Он хоть и ученик Зубатова, но самый из них бездарный. И в трудные месяцы декабрьского восстания показал себя очень неважно. Вы поэтому не вернулись?

— Да. Петерсон слаб, мелочен, труслив и к тому же интриган. Не хотелось идти под его начало.

Тут в разговор вмешался Филиппов:

— Максима Захаровича мне в начале тысяча девятьсот шестого года рекомендовал Герасимов[18]. А ему, чего тут скрывать — сам Зубатов.

— Вы поддерживаете связь с Сергеем Васильевичем? — оживился коллежский советник.

— Да. Он мой учитель, я многим ему обязан.

Начальники отослали губернского секретаря в приемную и еще немного посовещались. Перед тем как уйти, Лыков спросил: