Рождение волшебницы. Книга 2. Жертва - Валентин Маслюков

Обеспокоенная за двоих, Золотинка уловила за уходящим вверх поворотом нечто вроде блеяния… И вот — невнятный шум, крик, хлопающие удары, топот. И словно сорвалось: что-то тяжелое дробно покатилось вниз, ударяясь о края ущелья.

— Берегись! — крикнула Золотинка Нелюдиму, который озадаченно на нее уставился. Она подалась вбок, под самую дверь, на приступок, а простодушный Нелюдим — угрюмый нрав его не исключал известного простодушия — остался посреди ущелья на пробитой в мусоре тропе, озираясь и поглядывая на Золотинку с неким подобием недоверчивой улыбки на губах.

Но много времени не потребовалось, чтобы улыбка его исказилась, — сверху из-за уступа улицы выскочил на косогор огромный баран с каменными рогами и в припадке злобного отчаяния ринулся вниз. С вполне уместным при таких обстоятельствах проворством юноша прянул вбок, не выпустив при этом шеста, — баран промелькнул под ушатом, звонко щелкнув рогами о днище.

— Брось! Ставим! — быстро сказала Золотинка — бесноватый баран, колыхнув ветер, пронесся и скрылся, а сверху доносилось все то же осатанелое блеяние, удары и гомон занятой ответственным делом толпы.

Они бросили ушат вместе с шестом посреди улицы где пришлось; ушат плеснул и накренился, но не опрокинулся, зацепившись выступающим краем днища за булыжник. Золотинка лихорадочно оглядывалась в поисках спасения: попасть под рога и под ноги обезумевшему барану не такая уж шутка для совершенно беззащитного и не готового к приключениям человека. Она толкнула дверь, разумеется, запертую, и больше уже не раздумывала — едва послышался нарастающий топот, коротко разбежавшись, прыгнула и зацепилась за оконный ставень, ноги ее болтались в воздухе.

— Сюда! — крикнула Золотинка юноше, а тот, нерасторопный, как все Нелюдимы, мешкал — не было поблизости другого ставня, а бежать поздно. Новый баран с налитыми кровью глазами мчался вниз по ущелью, и юноша, сбитый секущим ударом, рухнул, как подкошенный.

Подкосила его жердь. Баран, разминувшись с ушатом, шибанул торчащий поперек пути шест, ушат крутнулся на мокром в жирных помоях камне, как на оси, и другой конец жерди рубанул юношу под колени. Он свалился на тропу, под топот следующего барана, тогда как этот мелькнул, поднимая пыль, и исчез.

— Сюда! Ко мне! Скорее! — истошно взывала Золотинка, раскачиваясь на ставне.

На этот раз Нелюдим особенно не привередничал. Резво подхватившись, обнаружил он на косогоре двух разъяренных баранов и отчаянным прыжком достал и ставень, и Золотинку. Одной рукой зацепил перекладину, а другой вынужден был обхватить Золотинку выше колен. При этом, мотнувшись телом, он забросил ноги вверх и уперся ими в стену, так что вышел из него перекореженный, мало на что годный крючок. А Золотинка стонала от усилия удержаться, юноша страшно тянул вниз.

Шурхнул под ними баран, шибанул жердь, следом летел другой, и еще сыпанули из-за угла. Ушат с помоями, представляя собой род вертлюга, вращался внизу, как заведенный, только жердь посверкивала. Юноша, обвиснув на Золотинкиных коленях, соскальзывал, она это чувствовала и напрягалась, сцепив зубы. Послышался треск. Изнемогая в немыслимом положении, Золотинкин напарник толкнулся ногами от стены, ставень поехал, проворачиваясь, а юноша, едва не сорвавшись, исхитрился перебросить ноги на другую сторону узенькой улицы и уперся ступнями в щербатую кладку. При этом ему пришлось нечеловечески вытянуться поперек прохода, так что ставень, Золотинка и юноша неким чудовищным целым образовали висячий мост, под которым неслись бараны.

Зрители, глядевшие на это представление сверху, из чердачных окон, ревели от восторга.

Но нельзя было держаться бесконечно долго. Юноша, напряженный всем телом, сипел, Золотинка хрипела из последних сил. Напарник ее толкнулся ногами и перебросил себя вместе со ставнем и беспомощно обвисшей Золотинкой на прежнюю сторону улицы — ударился здесь ступнями, не сумел зацепиться и опять вынужден был толкнуться, чтобы соорудить над улочкой неверный мост. Между тем стремительный поток внизу по неведомой прихоти разделился и первый же баран, что сунулся с другого боку быстро вертевшегося ушата, получил жердью по лбу — подскочил и кубарем посыпался под уклон. Ценой своей гибели он завел ушат в обратную сторону и наградил жесточайшим ударом бежавшего сбоку товарища. Помои плескались, жердь осатанело моталась туда и сюда, до умопомрачения избивая баранов, которые продолжали скакать на трех ногах, кувыркаться, ползти и снова стремиться вниз.

Над ними с душераздирающим скрипом мотались на ставне Золотинка с Нелюдимом, который уже не мог остановиться: стоило вытянуться мостом, как ставень начинал проворачиваться, опора уходила из-под ног, юноша кидался всем телом, чтобы на той стороне улицы стать крючком — опора ускользала и тут.

— Падаю! — сдавленным сипом предупредила Золотинка. И ошиблась.

Они все упали.

Долго трещавший ставень треснул особенно зловеще, сорвался, перекосившись на одной петле, но и она не выдержала. Мгновение девушка и юноша зависли в воздухе безобразным многоруким и многоногим чудовищем — рухнули!

Нелюдим на барана, который крякнул и подломился на бегу, Золотинка на Нелюдима, а ставень она не выпустила из оцепеневших рук. Ставень ни на кого не упал, но Золотинка очутилась на земле, крепко его обнимая.

Несчастный баран, который пострадал больше всех, пытался ползти, издавая отрывистое, покалеченное блеяние. Ушат с шестом медленно вращался. Вверху за изломом улицы приглушено рокотала толпа, а внизу, куда умчались прорвавшиеся через убийственный вертлюг бараны, слышались воинственные вопли, гогот и деревянный стук.

— У них там битва лубяных воинов с баранами, — сообразила Золотинка, вспомнив обычное для праздника действие. Ожесточенное сражение внизу гремело внезапным ревом, но толпы можно было как раз не опасаться. Другое дело затишье наверху, оно не внушало доверия. Все бараны там кончились или нет?

— Скорее! Надо бежать! — решила Золотинка, отбрасывая бесполезный уже ставень. — Ну что, ты жив?

И улыбнулась с бессознательным, редко когда изменявшим ей добродушием, таким естественным для нее, но неожиданным, как видно, для Нелюдима, имевшего свои, душегубские понятия о предназначенных для разных обстоятельств улыбках и гримасах. Он так и застыл, забыв подняться, и вперил недоверчивый взгляд.

Так что нечаянная улыбка слетела с Золотинкиного лица. Она схватилась за шляпу, предполагая, что рассыпались волосы, или что другое неладное случилось. И неловко вскочила.

— Ладно, — двинулась она, прихрамывая. — Вперед!

Золотинка подхватила свой конец жерди, Нелюдим свой, они подняли ношу, нисколько не задумываясь, зачем и к чему. И тотчас же, во всю прыть — Золотинка отчаянно ковыляла — пустились под гору, туда, где слышались отзвуки беспощадной битвы лубяных воинов с баранами. Люди, судя по всему, праздновали победу: скрипуче взывали рожки и пели трубы. А сзади… сзади в гнилой щели на горе мерещилось беглецам зловещее блеяние запасного полка баранов.

Через тот же самый проход, по которому попали они на Чулок, Золотинка провела Нелюдима на Драчевку, длинную богатую улицу, спускавшуюся от угла Китовой почти до гавани. Тут стало просторнее. Народ, освободив проезд, теснился к раскрытым дверям, в поднятых окнах опять же зрители, старики и дети.