Рождение волшебницы. Книга 2. Жертва - Валентин Маслюков

— Вниз! — распорядилась Золотинка, не задерживаясь для размышлений.

Они пустились торопливой рысцой, но ушли не далеко — торжествующий рев и дробный, умопомрачающий грохот захлестнули их со спины, будто грозовая туча разрешилась внезапным частым градом. Перехватив вопросительный взгляд Нелюдима, Золотинка оглянулась: на расстоянии выстрела из лука бежала плотная волна бегунов на ходулях — стадо тощих великанов. Возбужденные не меньше бегунов, зрители завывали, подбадривая рванувшего вперед сухопарого дядьку, который с непостижимым проворством переставлял свои нелепые костыли.

— Бежим! — ахнула Золотинка. Не нужно было ничего объяснять — они кинулись наутек. Но Золотинка сильно припадала на ногу, так что юноша сразу ее настиг и вывернул шест, на котором отчаянно болтался помойный ушат, поперек улицы; приходилось держать шест навесу — какой тут бег! Впереди улепетывали мальчишки и зазевавшиеся зрители поосновательней, которым не нашлось места в плотно забитых людьми дверях по сторонам улицы. У всей этой удирающей толпы, даже у самых толстых, трясущих ляжками дядек и теток было заметное преимущество перед Золотинкой с Нелюдимом — те отставали, теряя надежду на спасение.

— Бросить! — крикнул Нелюдим во всю глотку, потому что грохот деревянных ног, стонущий рев улицы закладывали уши. — Бросить!

Иного уже не оставалось: громада колченогих великанов накатывалась неудержимым валом — затопчут все на своем пути, не испытывая ни малейших укоров совести. Не далеко от Цветной площади беглецы бросили ушат с помоями, Золотинка прянула вбок, а юноша рванул было к площади, но, оглянувшись на беспомощную Золотинку, остановился. Он едва успел прижаться к стене, как нахлынуло с ужасающим деревянным грохотом все колченогое стадо.

Уставленную поперек дороги жердь бегуны переступали как-то мудрено, боком, возник затор, затрещали конечности. Ходульники стремились обойти жердь, притерши Золотинку к дому, задевали ее палками, но каким-то счастьем удерживались от падения, а, вырвавшись на простор, устремлялись вперед с обновленной прытью.

Казалось, угроза миновала и можно перевести дух: перед препятствием мешкали последние бегуны; неловкие и неудачливые, они потеряли надежду на победу в состязании и могли бы умерить пыл в пользу разумной осмотрительности — не тут-то было. Золотинка отделилась от стены, когда…

— О! — вскинулась она в испуге. — Он наши помои прольет!

…Пытаясь переступить жердь, незадачливый бегун попал костылем в ушат, деревянная нога застряла. Напрасно ходульник пытался высвободиться и скинуть тяжесть — ушат тащился за ним по мостовой. И Золотинка с невнятным воплем бросилась подхватить жердь. В самоотверженном порыве уберечь «наши помои» она попала под голенастые ноги наскочившего на нее бегуна, тот торопливо перекинулся наземь, но все равно, вперед — к цели! А Золотинка схватила жердь, за ней, повинуясь примеру, — Нелюдим; ходульники, поминая отца и мать, толкались об него костылями, как об пень. Все же Золотинка с Нелюдимом успели подхватить ушат — как раз, чтобы застрявший ногой ходульник не опрокинул сосуд; они быстро семенили, поспевая за честолюбивым бегуном.

Туго пришлось Золотинке с Нелюдимом: неловко согнувшись, скачущим приставным шагом неслись они к Цветной площади под свист и улюлюканье безжалостной к проигравшим толпы и вынуждены были при том улавливать малейшие прихоти задней ноги ходульника. Ушат тарахтел о мостовую.

Уже раскрылась площадь, заставленная праздничными столами, площадь с высоченным шестом посредине, на котором зеленела листва, уже… Ходульник споткнулся во весь свой ходульный мах и рухнул, вскинув тощие костыли, въехал носом и грудью на долгий, что твой переулок, стол, обильно сшибая головой и тарелки, и кружки.

Ушат опрокинулся — как ни взвизгнула Золотинка, визгом ничего уж нельзя было поправить.

Ушат стукнулся, из гулкого его нутра плеснули в дорожную пыль жалкие брызги помоев — последние, поди их теперь сыщи!

Золотинка застыла, неприятно пораженная.

Ничтожный итог самоотверженных усилий отрезвил-таки и Нелюдима, который глянул на Золотинку с внезапно проснувшимся недоумением.

Между тем далеко заехавший вместе со скатертью ходульник колотил тонкими отростками ног, как поверженный жук.

Однако недолго было и встать.

Золотинка сразу же это сообразила.

— Что стоишь? Понесли! — крикнула она Нелюдиму. Снова они подхватили жердь с пусто крутнувшимся ушатом и кинулись куда-то, заковыляли (что касается Золотинки — в особенности) между нагромождениями скамеек и столов, между спешившимися бегунами и их поклонниками, между победителями и побежденными, между проклятиями и смехом… И выскочили в первый попавшийся заулок, разом укрывшись тут от свидетелей своего сомнительного прошлого.

— Всё! — воскликнул Нелюдим с нетерпимыми нотками в голосе.

Золотинка внутренне сжалась, догадавшись, что обстоятельства переменились для нее к худшему. Жердь в руках грубо дернулась, Золотинка остановилась.

— Довольно! — продолжал Нелюдим, выказывая признаки несправедливого раздражения. — И хватит!

Щеки юноши посвежели, словно он только сейчас опомнился и уразумел сомнительную природу приключения, в которое втравила его Золотинка.

Но почему Золотинка?

Сам хорош, подумала она с негодованием. Тем более, что и нога саднила. «Тебе бы так!» — добавила она мысленно. Щеки разгорелись, и глазами она умела сверкать не хуже. Так стояли они, взаимно испепеляя друг друга взглядами. «Да если бы не ты — ха! — чего бы я попала в эту дурацкую переделку?» — выпалила Золотинка без слов. — «Вот еще!» — возразил он точно так же. — «Очень надо!» — безмолвно фыркнула она в ответ. — «Подумаешь!» — «Плакать не стану!»

Они стояли в затишье за выпряженной двуколкой с парусиновым верхом, где было удобно препираться — никто не мешал.

— Вот! — с вызовом воскликнул Нелюдим и бросил свой конец жерди.

Пустой ушат стукнул, и шест упал. Золотинка, пораженная этим предательским малодушием, продолжала удерживать свой конец — без всякой на то нужды. Острое чувство обиды непонятно на кого и на что пронзило сердце.

— Я ухожу! — холодно объявил Нелюдим.

Но остался на месте.

— Прощай! — сказал он еще раз.

Она хмыкнула и скривилась, словно он сказал бог знает какую нелепость. И тогда он пошел. Она не остановила его — с какой стати?!

Вздохнула, словно со сна, и заставила себя встряхнуться, чтобы обратить мысли к палатам княжича, из которых Нелюдим Невестьоткельпришедич так некстати ее увел.

Пустой ушат, слишком громоздкий, чтобы носить в руках, она водрузила опять на голову, примяв шляпу, прихватила жердь и тоже пошла. Сначала в одну сторону, а потом, спохватившись, — в другую.

Тут она попала в низкий проход под домом, который покоился на каменных подпорках и переложенных между ними балках. Просвет закрывала зыбкая толпа, но Золотинку пропустили, принимая ее за участника шутовского действа, за лубяного ратника со шлемом и с копьем.