Небо любви - Людмила Маркова

Роман резко поднялся, принял, как обычно, контрастный душ и быстро, по-военному, оделся. «Сегодня он впервые придет на рейс человеком, которому пошел шестой десяток. Невесело. Пора бы и уходить с летной работы. Вот и диплом о высшем образовании есть, да только куда сейчас с ним примут, если даже для молодых проблема устроиться на приличную работу. А идти в сторожа на мизерную зарплату совсем не хочется. Да и не только в зарплате дело. Не так давно его списали на землю на три месяца, сильно болела спина. Первые две недели он ликовал, имея в своем распоряжении массу свободного времени. А потом затосковал по работе так, что скулы сводило. Тридцать лет в «Аэрофлоте» пролетели незаметно, как один день. Правильно говорят, что их работа — это образ жизни. Он бы сказал больше — наркотик, болезнь, от которой невозможно излечиться.

Несколько лет назад, когда поползли слухи о том, что суточные в загранкомандировках сократят и появится много рейсов по России и СНГ, а полеты в Южную Америку прикроют, многие бортпроводники били себя в грудь, говоря, что ни одного дня не останутся в «Аэрофлоте». Некоторые действительно уволились, преимущественно молодые, а пришедшие сюда когда-то по зову сердца так и остались здесь. И все стерпели, и остались верны отечественной технике, не желая переучиваться на «Боинги». Это — как Родина для человека. Если он уже не молод, то ему трудно покидать ее, как бы плохо здесь ни жилось. Молодым проще, они легче адаптируются. Вот пусть молодые и летают на импортной технике, а на его век и отечественной хватит.

Так, за размышлениями, Роман незаметно добрался до аэропорта.

— Здорово, Ромка, сто лет тебя не видел, приятель, — воскликнул Витька Бобров, с которым давным-давно летали еще на «тушках». — Я уж думал ты уволился.

— Как видишь, слухи о моей смерти сильно преувеличены.

— Ты прав, — засмеялся Витька, — иногда кажется, что уйти отсюда все равно, что приблизить свою смерть. Рад тебя видеть. К сожалению, времени у меня мало, а то потрепались бы. Эх, уже на самолет пора топать. Бригада подобралась — без слез не взглянешь, только молодняк да стажеры. А ты куда летишь?

— В Ереван.

— Ну, счастливо!

— И тебе удачно слетать.

На предполетном разборе Роман отметил про себя, что вся бригада состоит из молодых ребят и девчонок, и только он один, старик, затесался среди них. Но зато как четко и обстоятельно отвечал Роман на связанные с безопасностью полетов вопросы, задаваемые на брифинге бригадиром — миловидной девушкой. «А она, молодец, — хорошо к рейсу готовится, серьезна и требовательна, а с виду не подумаешь», — отметил про себя Роман.

После окончания разбора ребята и девчонки вспорхнули, словно бабочки, и, смеясь, побежали на борт самолета. Он встал медленно и тяжело, морщась от тупой головной боли. Его пятьдесят тяжелым грузом давили на плечи. И только подходя к лайнеру, крылья которого слегка раскачивались от сильного бокового ветра, он почувствовал себя в своей стихии.

Знакомый техник в теплом комбинезоне усердно осматривал двигатель. Роман поежился, вспомнив о трагедии, произошедшей в дождливый осенний день, когда двадцатишестилетнего техника, непоседливого, энергичного и жизнерадостного парня, засосало в работающий двигатель. То, что от него осталось после того, как он был пропущен через мясорубку, — зрелище не для слабонервных.

Приступив к своим обязанностям, Роман постепенно забыл и о тяжелом похмелье, и о своем юбилее. Все аварийно-спасательные средства — трапы, огнетушители, кислородные приборы — должны быть исправны и находиться на своих местах. Все это Роман проверил так же, как и работу электрооборудования, давление в дверях и надувных трапах, и остался доволен результатами этой проверки.

— Бортпроводникам собраться во втором салоне! — объявил командир корабля, чтобы, как обычно, провести предполетный разбор. Он первым протянул руку Роману, как старому знакомому.

Группа подвыпивших спортсменов долго не соглашалась пристегиваться ремнями. Один из них ругнулся, когда Роман настойчиво затянул на нем ремень.

— Еще одно скверное слово, и вас попросят выйти из самолета, — спокойно заявил Роман.

— Прости, брат, мы же матом не ругаемся, мы им разговариваем, — миролюбиво отреагировал нарушитель спокойствия.

— Вы уж как-нибудь потерпите, у нас это не принято, — скрывая улыбку, ответил Роман.

— А как ребенка пристегнуть? — спросила молодая мама, держа пухленькую десятимесячную девочку на коленях.

— Ребенка держите на коленях, прижмите к себе, но не пристегивайте, — объясняла Вика, возглавляющая бригаду бортпроводников.

Все заняли свои места, пристегнулись. Самолет взлетел. Но что-то не понравилось Роману в звуке двигателей, что-то было не так, он это нутром чувствовал. За столько лет он наизусть знал, как шумит двигатель на разных типах самолетов на определенных этапах полета.

И вдруг самолет накренился на одну сторону и в салоне появился запах дыма. Началась паника. Многие вскакивали со своих мест, пытаясь убежать в хвост.

— Safety position. Принять безопасную позу, — четко произнес командир.

Его голос казался спокойным и уверенным, и так же уверенно почувствовал себя Роман. Наступил его час, тот один-единственный решительный час, когда человек должен показать все, на что он способен. Наполеон считал, что от одного мгновения, от одной мысли зависит исход сражения. В благоприятный момент, эта мысль вспыхивает и наступает сокрушительная победа.

— Голову на колени, обхватить ноги под коленями! — приказывал Роман, и решительный голос Вики вторил ему.

«Молодец, девочка», — в который раз мысленно похвалил ее Роман.

Другие бортпроводники, на секунду онемевшие от страшной неожиданности, быстро подключились, и скоро в салоне воцарился порядок.

Самолет стремительно приближался к земле. Роман чувствовал на себе взгляды пассажиров. Они смотрели на него преданными глазами, смотрели с надеждой, верой, мольбой. Сейчас он был самый старший, самый опытный, самый мудрый и самый знающий. Он обменялся с Викой взглядом и ободряюще подмигнул. Вика неожиданно ответила улыбкой. «Молодчина», — красноречиво говорил ей глазами Роман. «Ты тоже», — отвечали Викины глаза.

Самолет грохнулся о землю, и посередине фюзеляжа стала образовываться трещина. В передней части уже бушевало пламя.

— Начать эвакуацию! — успел прохрипеть командир и потерял сознание.

— Отстегнуть ремни, снять обувь, оставить все, на выход! — кричали бортпроводники.

Двери в передней части самолета открывать было опасно. Вика направляла пассажиров первого салона к другим выходам. Голос ее гремел:

— Ко мне, прыгайте, съезжайте, убегайте!

Роман казался вездесущим. Он со скоростью барса и с гибкостью пантеры двигался по всему самолету, выталкивая растерявшихся пассажиров из самолета. Они слушались его, они доверяли ему, они полагались на его знания и опыт. С каждым спасенным пассажиром Роман чувствовал себя сильнее, моложе, энергичней. Я молод, я все могу, я спасу вас — говорили его мощная фигура, его уверенные действия, его ловкие движения. Это был парадокс, но в эти минуты он чувствовал себя счастливым. Уже горела середина самолета, нужно было уходить. Дым стоял в горле и щипал глаза.