Небо любви - Людмила Маркова

— Так, мои дорогие. Либо мы лечимся, либо я передаю вас другому врачу, — заявил он железным голосом. — У нас существует тихий час. А посещение реанимации и вовсе запрещено. Так, как будем себя вести?

— Простите, доктор. Впредь этого не произойдет, — заверил его Волжин.

— Ну хорошо, поверю. А вас, барышня, если ночь пройдет спокойно, завтра переведем в обычную палату, — сказал доктор и пощупал Юлькин лоб. — Температуру сегодня мерили?

— Н-нет, — заикаясь, сказала Юлька. — Забыла.

— Хорошую трепку задал бы я вам, будь вы моей дочерью. Налицо температура.

— Почему температура, доктор? — ужаснулся Волжин.

— Не волнуйтесь, Станислав Евгеньич, температура — это еще не самое страшное, — успокоил его врач. — Но запомните, самое главное для больной — покой и положительные эмоции. Но это вовсе не значит, что надо устраивать тут бразильский карнавал. Итак, даю вам пять минут для прощания. Больной пора принимать лекарства.

— Я понимаю, доктор, только у Юли возникли боли в животе, — поспешил сообщить Волжин, опасаясь, что врач не станет его слушать.

— Напрасно вы думаете, что это для меня неожиданность. Сейчас мы сделаем девочке обезболивающую инъекцию, и боль как рукой снимет. Ну-с, я ухожу и, когда вернусь, надеюсь, вас уже здесь не застану.

— Хорошо, доктор, — не смел возражать Волжин.

Как только врач вышел, Стас взял Юлькины ладони и прижал к своим губам. Он молчал, устремив на нее бесконечно нежный, любящий взгляд, в котором читалась мольба: «Прошу тебя, выздоравливай, только выздоравливай быстрее».

— Стас, прошу тебя, пожалуйста, не смотри на меня так, — прошептала Юлька.

— Ты умеешь читать мысли?

— Твои, да. А тебя это пугает?

— Меня больше пугают одинокие вечера без тебя.

— Я скоро, очень скоро поправлюсь и вернусь к тебе. Я обещаю.

— Постарайся, детка, ты только очень, очень постарайся, — проглатывая комок в горле, произнес Волжин.

— Я скоро буду с тобой, очень скоро, — сказала Юлька и закрыла глаза, так легче было прощаться. В уголках глаз застыли слезинки, которые, к счастью, Волжин уже не увидел.

— Снотворное будем колоть? — ласково спросила пожилая медсестра и улыбнулась Юльке.

— Да, пожалуйста, — улыбнулась ей в ответ Юлька.

И в эту минуту в коридоре больницы послышался какой-то шум, состоящий из множества голосов. Один из них громкий, настойчивый и очень знакомый, принадлежал длинноволосой блондинке, явившейся внезапно и ярко, как комета, и против которой не могли устоять ни дежурный врач, ни медсестры, ни нянечки.

— Ляна! — обрадованно воскликнула Юлька, увидев умопомрачительную подругу в воздушных одеждах и с коралловыми розами в руках. Когда одни мужчины восхищались ею, говоря неизбитые комплименты, а другие заверяли, что ее красота может свести с ума, она отвечала с легкостью: «Ваши слова меня не удивляют. Это массовое явление».

— Здравствуй, дорогая, — горячо обняла ее Ляна. — Прости, раньше к тебе выбраться не могла. Вот тебе витамины, морс, лекарство, прибор для измерения сахара, что-то еще тут мама передала.

Ляна выкладывала из сумки всякую всячину и аккуратно размещала в тумбочке.

— Лян, спасибо, но зачем мне всего так много? И зачем мне этот прибор для измерения сахара? В больнице наверняка это все имеется.

— Не спорь со мной, я лучше знаю, что нужно, а что нет. Сама будешь каждое утро проверять свой сахар. Это очень важно. Тут вот инструкция есть, все в ней расписано.

Елена Александровна, так звали яркую молодую женщину, когда-то работала бортпроводницей в Шереметьево. Сначала она испытывала жуткий интерес к романтичной профессии стюардессы, но скоро ей все наскучило, и она, решительно написав заявление об уходе, оставила «Аэрофлот», ни капли об этом не сожалея.

— Не вижу перспективы, — объясняла свой уход дальновидная Ляна.

Никто не понял ее самоотверженного шага, да и неудивительно, в то время сеть международных линий расширялась, да и работа считалась одной из самых высокооплачиваемых. Это были лучшие времена в «Аэрофлоте», но, будучи от природы слишком прозорливой, Ляна смотрела вперед и не ошиблась.

Только очень близким людям предоставлялось право называть Елену — Ляной, к числу привилегированных примкнула и Юлька. Ляна сама не понимала, как это произошло, что при первом знакомстве с Юлькой она представилась, как «Ляна». Юлька сразу приняла это имя и, даже вспоминая о подруге или рассказывая о ней Сонечке, детям и маме, называла не иначе как Ляна.

Они когда-то вместе летали в продолжительные командировки, гуляли по Буэнос-Айресу, посещали злачные места в Таиланде, восторгались красотами Сингапура и находили много общего в своих взглядах на жизнь, хотя и разногласий у них было немало. Что касалось отношения к мужчинам, то здесь их взгляды совпадали полностью. «Недоступность — вот главный козырь перед сильной половиной человечества», — считали они.

Мужчины замирали от восторга, наблюдая за летящей походкой двух стройных длинноволосых девушек, одна из которых была зеленоглазая, с гривой пшеничных волос, другая — голубоглазая, похожая на арийку, обладательница натуральных волос абсолютно белого цвета. Стоило мужчинам заговорить с Юлькой и Ляной, как они с первых же минут попадали в поле обаяния этих удивительных нимф, восторгаясь их гибким умом и блестящей эрудицией. Одна из них, характером более мягкая, отличающаяся сдержанной обходительностью, с манерами, исполненными достоинства, безупречно женственная, покоряла мелодичностью своего голоса и задумчивым взглядом раскосых зеленых глаз. Другая — обладающая исключительной интуицией, отчаянно храбрая и вихреподобная, восхищала смелостью суждений и абсолютными пропорциями тела. Мужчины в экипаже просто жаждали их общества, но девушки только посмеивались, оттачивая на проглотивших аршин собеседниках свое остроумие. Потом они хохотали до упаду, обсуждая потерявших дар речи мужчин, подтрунивая над ними и скоро теряя к ним всякий интерес, материал уже был отработан.

Неудивительно, что две симпатичные, уверенные в себе девушки почувствовали взаимную симпатию друг к другу. К сожалению, ритм жизни не позволял им находить время для общения вне работы. И только после того как Ляна оставила «Аэрофлот», подруги иногда встречались, проводя вечера в долгих беседах, лишь на миг прерываемых хрустальным звоном пенящихся бокалов.

— Знаешь, о чем я сожалею, — грустно улыбнулась Юлька, — что я еще не скоро смогу выпить с тобой шампанского.

— Подумаешь, беда какая. Зато сухие белые вина тебе хоть сейчас пить можно.

— Откуда такая осведомленность? — удивилась Юлька.

— Мы тоже иногда читаем медицинскую литературу.

— Извините, так мы будем делать укольчик? — робко спросила медсестра.

— Будем, будем, — сказала Ляна и, попрощавшись с подругой, плавной походкой покинула палату.