Катынь. Ложь, ставшая историей - Иван Чигирин

Я это тоже допускал, т. к. ко времени этой эвакуации был воспрещён обычный сбор грибов в районе этого дома. В общем, деревенские жители остерегались открыто высказывать свои предположения, даже зная о происходящем».

Что-то мы начинаем блуждать в двух датах. Если доступ в Козьи Горы уже запретили в 1931 году, то зачем в 1940-м было запрещать там сбор грибов? Тем более в апреле, когда они всё равно не растут?

Из показаний Ивана Андреева, 1917 г. р., жителя дер. Ново-Батеки.

«Приблизительно с середины марта до середины апреля 1940 г. на станции Гнездово прибывали ежедневно по 3–4 поезда с 2–3 арестантскими вагонами. Последние останавливались на станции. Пассажиров, большей частью польских солдат, которых я узнал про фуражке (а где он мог её раньше видеть? — Авт.), а также штатских погружали из вагонов в закрытые грузовые машины, направлявшиеся от станции к железной дороге; затем машины загибали влево по направлению к Катыни. Я тогда несколько раз замечал, что приблизительно в 2 1/2 километрах от железной дороги они сворачивали к Козьим Горам. Я сам того не видел, но много раз слышал, что этих людей расстреливал в Козьих Горах в НКВД».

Это — последнее из приведённых немцами русских показаний. Есть в деле ещё и свидетели с «польской» стороны. Первый из них — некий обер-лейтенант польского войска Глезер, который оказался в числе 25 этнических немцев, освобождённых из плена при посредничестве германского посольства. Он показал следующее:

«В период с 20 марта по 9 мая 1940 г. из обоих вышеупомянутых лагерей (Козельский монастырь и Skifrun) было отправлено около 30 эшелонов, по 80–120 человек в каждом. 9 мая 1940 г. был отправлен наш последний транспорт около 150 человек, после детального обследования в грузовых автомашинах на погрузочную станцию в Козельск. Здесь нас погрузили в тюремные (зелёные) вагоны (следует ли из этого, что все зелёные вагоны в СССР — тюремные? — Авт.). Эти вагоны — прочные, четырёхосные, с раздвижными стальными плитами и решётками — вмещали 120 человек, но они служили и для перевозки 300 человек. В клетке, в которой перевозили меня, было нацарапано ногтём следующее: „18 офицеров польского войска. Апрель 1940“».

Что-то не очень понятное получается у него с вагонами. Вагонзак, или столыпинский вагон, состоит, кроме помещений для охраны и кухни, из 5 купе для заключённых. Каждое вмещает по 6–8 человек, при необходимости, конечно, и больше — но не по 24 человека и уж тем более не по 60. Кроме того, если на станцию прибывали 3–4 таких вагона, то число казнимых военнопленных вырастает до тысячи человек в день, а за полтора-два месяца… В польской армии вообще-то столько офицеров было?

Есть ещё найденный на трупе майора Сольского дневник.

«8.4. 3.30 выезд со станции Козельск на запад 9.45 станция Ельня. С 12 мы стоим на запасном пути.

9.4. За несколько минут до 3 ч. утра нас разбудили и разделили для погрузки в автомобили, на которых нас должны увезти. Что дальше?

9.4. Около 5 часов утра. С рассвета день плохо начинается. Нас погрузили в тюремные автомашины. В отделениях — стража. Мы приехали в лес — вроде дачи. Основательный обыск около …. часов, на которых обозначено врем 6.30 или 8.30. Они спрашивают про обручальные кольца. Отнимают рубль, паспорт, карманный нож».

Можно размышлять на тему, позволено или нет военнопленному в советском лагере иметь карманный нож. Но каким образом у него мог оказаться паспорт? Да и какой вообще паспорт у военного — вроде бы ему положено иметь удостоверение офицера, которое, естественно, не могло лежать у пленного в кармане…

…И на этом — всё. Как видим, из заявленных русских свидетелей германская сторона предъявила только шесть, а также одного немца, которого везли в Козьи Горы, но почему-то туда не привезли. Русские тоже видели тот совершенно не криминальный с точки зрения международных конвенций факт, что пленных поляков привозили на станцию Гнездово, а потом куда-то увозили. Выстрелов они сами не слышали, могил не видели, во времени оцепления леса и его характере путаются — один говорит про десять лет и часовых с овчарками, а другой про запрет сбора грибов в районе дачи НКВД весной 1940 года. А если кого в том лесу и расстреливали в 20-е годы — то какое это имеет отношение к пленным полякам?

Так что, как видим, со свидетелями у германской стороны очень кисло…

В начале мая 1943 года немцы расклеили по городу и напечатали в смоленской газете «Новый путь» следующее объявление:

«Кто может дать данные про массовое убийство, совершённое большевиками в 1940 году над пленными польскими офицерами и священниками в лесу Козьи Горы около шоссе Гнездово — Катынь?

Кто наблюдал автотранспорт от Гнездово в Козьи Горы или кто видел или слышал расстрелы? Кто знает жителей, которые могут рассказать об этом?

Каждое сообщение вознаграждается.

Сообщения направлять в Смоленск в немецкую полицию, Музейная ул. 6, в Гнездово в немецкую полицию, дом № 105 у вокзала.

Фосс, лейтенант полевой полиции. 3 мая 1943 года».

Но, как признаёт сам Фосс в одном из своих рапортов, акция оказалась безрезультатной. Свидетелей, видевших машины и слышавших выстрелы, как выяснилось впоследствии, было множество, но открылись они почему-то только НКВД.

И вот, наконец, тот самый «документ 8», или показания главного и единственного реального свидетеля немецкой стороны. Согласно версии ведомства Геббельса, человеком, нашедшим могилы поляков, был местный житель, хуторянин Парфён Киселёв. Именно он весной или летом 1942 года показал эти могилы «некоторым полякам», которые поставили кресты. 28 февраля 1943 г. Киселёв дал показания немецкой секретной полевой полиции (ГФП).

Показания Парфёна Киселёва, 1882 г.р., хуторянина из Козьих Гор.

«Я живу в Козьих Горах с 1907 года. Приблизительно лет десять как дворец в лесу служит в качестве санатория для высших должностных лиц НКВД. Вся лесистая местность была огорожена колючей проволокой на высоте до 2 метров. Кроме того, всё охранялось вооружёнными постами. Из служащих я никого не знал, кроме дворника, Романа Сергеевича, он же был и сторожем, якобы из Вязьмы. Весной 1940 г. ежедневно, в течение 4–5 недель, в лес доставлялись 3–4 грузовых машины, нагруженных людьми, которых якобы расстреливали работники НКВД. Машины были закрыты, и что было внутри, нельзя было видеть. Однажды, когда я был на станции Гнездово, я видел, как выходили из железнодорожных вагонов мужчины и знакомые мне грузовые машины увозили их по направлению к лесу. Что с ними делали, не могу сказать, так как близко подойти нельзя было. Выстрелы и крики мужчин я слышал до самой своей квартиры. Можно допустить, что мужчин расстреливали. В окрестностях не скрывали того, что здесь работники НКВД расстреливали поляков. Местные жители рассказывали, что речь шла приблизительно о 10 000 поляков».

Здесь тоже есть мелкие несообразности, вроде той, что в четыре тогдашних советских машины поместится максимум 100 человек. Стало быть, если предположить, что расстрельные команды работали без выходных пять недель подряд, всё равно получается не больше 3500 человек — а где остальные 6500? И откуда местные жители могли знать про «10 000 поляков» — кто-то из них сидел за кустом со счётными палочками?