Рыцарь и его принцесса - Марина Дементьева

опасность за милю, его зрение и слух не могли принадлежать человеку… священники говорили, будто бы он читает мысли. Я ото всей души надеялась, что Джерард всё же не обладает последним умением. Хотя, кто скажет доподлинно, чего стоит ожидать от того, кто жил среди чудесного народа!

Нет-нет, всё-таки, наделяя чужестранца потусторонними способностями, святые отцы преувеличивали, как то им присуще. Да и Джерард, при всей своей сдержанности, едва ли сумел бы смотреть на меня по-прежнему, без осуждения и насмешки, если бы и вправду знал, что я думаю.

О нём…

* * *

Обыкновенно сон мой был крепок, но в ту ночь что-то встревожило меня. Дрёма ещё не совсем слетела с ресниц, и я щурилась во тьму опочивальни, облокотившись о подушку.

Тогда я удивилась, заслышав голоса. Они звучали поблизости, в смежном с моей спальней помещении, где проводил ночи Джерард. Среди нескольких говоривших я различила и голос самого наёмника.

Они не кричали и не грозили. Вероятно, этому обстоятельству следовало меня успокоить… Опасности нет.

Я закусила губы. Девицы из свиты Блодвен держались обыкновения во всём потакать собственным желаниям и всегда добиваться своего. Джерард не мог не привлечь их внимания — это-то было ясно ещё с ночи его появления в замке. Неизведанное и опасное влечёт…

А он… какой же мужчина в здравом рассудке отвергнет то, что само идёт в руки?

Но голоса… Я прислушалась. Пусть и нечасто я участвовала в беседах, но придворных дам узнала бы наверняка. И голоса эти не принадлежали никому из них.

Незнакомки выговаривали слова высоко и мелодично, и речь их походила скорей на диковинное пение, но ни один менестрель не сравнился бы с незримыми певуньями. В жизни не доводилось мне слышать звуков прекрасней…

И всё же они вызывали страх.

— Джерард?.. — позвала я в темноту. — Джерард!

— Не бойся, детка, они не причинят тебе вреда. При том, конечно, условии, если ты не перейдёшь им дорогу и не станешь притязать на то, что они почитают своим…

Голос Нимуэ показался вдруг скрипучим и резким, точно колодезный ворот, по сравнению со звучанием дивной мелодии, что выводили незримые сирены. Но, вместе с тем, таким привычным, родным…

Живым.

— Няня?..

Кажется, Нимуэ не спала уже давно, если вообще сомкнула глаза в ту ночь. Она сидела у окна на крышке сундука; волосы, которые днём она забирала под платок, теперь были заплетены в косу, белую, как молоко.

Старушка покачала головой:

— Не думала я, дура старая, что россказни те правдивы…

— О чём ты, няня? Кто здесь?

— Это не моя тайна. И — тише, не кричи так. Не то они услышат.

— Но я ничего не понимаю!..

Я готова была заплакать, как капризное дитя, которым никогда не была, от страха, от обиды на Нимуэ — обиды явной и оправданной, на умалчивание правды и неуместную, как мне казалось, таинственность, и от той неясной обиды, что причинил мне Джерард.

— И нечего тебе тут понимать, — няня сказала, как обрубила словом. И прибавила мягче, сострадательно: — Угодил он в передрягу, да так крепко угодил, что и не знаю, достанет ли когда сил выбраться… А ты спи, детка, не бери в голову, не то будут поутру глазки погасшие, личико бледное… А ну как повелитель-батюшка увидит, осерчает? Подзовёт меня к себе, старую, испросит: отчего доченька моя, красавица ясная, молчалива, невесела? Уж не по твоей ли вине, недосмотру, нерадивая, нерасторопная? А поди-ка ты отсель, скажет, отслужила ты своё, не нужна нам более… Кто тогда тебя, сиротку, пожалеет? Спи, детка. Тебя-то оно не коснулось, не о чем и горевать…

Няня ошибалась, упорствуя в слепой надежде на лучший исход, в вере на то, что Джерард прошёл лишь по самому краю моей судьбы, ничто во мне не задев и не потревожив.

Уже давно это было не так; ещё до того, как Джерард переступил границу отцовских владений, он взял непрочную мою крепость — играючи, без приступа, осады, без обмана. Сама вышла навстречу, вынося захватчику серебряные ключи; вручила с поклоном и лёгким сердцем…

А тогда лишь с головой укрылась одеялом, запрещая себе прислушиваться.

* * *

Наутро Джерард был мрачен и зол.

Хоть и немногое я разумела в подобных вещах, а всё ж таки мужчины после желанной встречи вели себя иначе, разве что не облизывались, словно только что съели сладкую грушу.

И я не знала, что причинило бы мне б`ольшую боль: взаимное чувство Джерарда к неизвестной женщине или неясная опасность для него, на которую намекала Нимуэ, возможно, от этой же женщины и исходящая.

Ответ явился скоро. Я предпочла бы навеки лишиться Джерарда, без надежды и на единый приветный его взгляд, лишь бы был он счастлив — с той, другой.

С той ночи мирный сон оставил меня. Ложе сделалось жестк`о, простыни горячи и грубы, воздух спёрт… Разумеется, ничто не изменилось, и служанки по-прежнему прилежно взбивали перину, застилали тонкими тканями и отворяли ставни. То неразгаданная тайна мучила бессонницей, глухо ворочалось в груди беспокойство — и любопытство — не без него: пойди, узнай, от того не станет беды большей, чем уже есть…

Хуже того — возможность проведать тайну Джерарда у меня была.

2

И однажды ночью, уже привычно притворяясь спящей, заслышала, наконец, дивные голоса, которые ждала и надеялась никогда больше не знать.

Нимуэ спала, высвистывая носом замысловатую мелодию, — подделать такое няня не сумела бы, да и не стала б.

Некоторое время я слепо глядела в темноту, раздираемая противоположными желаниями, но одно из двух было несоизмеримо сильнее, и борьба, хотя ожесточённая, продлилась недолго.

Пол леденил босые ступни, но отыскивать в потёмках башмаки я поостереглась: сон у Нимуэ чуток. Поджимая озябшие пальцы, прокралась в дальний угол опочивальни, где часть стены закрывал старинный гобелен, изображающий двух занятых прядением женщин, развлекавших друг друга беседой — и, судя по хитрым переглядам почтенных прях, беседой весьма пикантного свойства. Гобелену было невесть сколько лет; некогда насыщенные краски потускнели до едва различимых оттенков, нити истлели и крошились по краям.

Однако гобелен более был интересен не сам по себе, искусностью исполнения и стариной. Он прикрывал от случайного взгляда хитро запрятанную дверцу, за которой строители замка оставили небольшую пуст'оту, невесть для чего служившую изначально. Я обнаружила тайник нечаянно, от скуки изучив каждый камешек своего узилища.

Известен ли отцу моему секрет, десятилетиями скрываемый лукавыми пряхами?

Кому принадлежали прежде мои покои и спальня Джерарда?

Ответы я уже едва