Ржевская мясорубка. Время отваги. Задача - выжить! - Борис Горбачевский

— Товарищ полковник, — опять попытался я, — мы не собьем их оттуда! Будет много крови!

— Это вам не сорок второй, старший лейтенант, — уверенно возразил комбат. — Если понадобится, вызовем авиацию. — И более не стал нас слушать.

Правда, на всякий случай приказал занять одну из высот у самого берега, и всю ночь солдаты рыли окопы.

К сожалению, случилось то, чего я опасался.

Уже на следующий день ситуация принципиально изменится: два полка дивизии и артиллерию вместо Немана повернут на Гродно, где 3-й Гвардейский кавалерийский корпус уже завязал бои. Нас же, лишившихся поддержки, атакуют большими силами, и в первом же бою будет смертельно ранен сам Кудрявцев — хороший человек, кадровый военный, но упрямый и слишком осмотрительный, малоинициативный человек.

Бой за Неманский плацдарм

Поздно вечером я устроился под развесистым деревом со свисавшими над рекой длинными ветвями, решив немного поспать: завтрашний день обещал быть нелегким. Сумерки постепенно окутывали берег, скрывая быстро текущую реку, с холмов налетал сильный холодный ветер, вода швырялась брызгами, иногда долетая до меня стылой моросью. В деревне рядом нам показали развалины хлебопекарни, построенной во времена, когда Великая армия императора переходила Неман. За этими высокими холмами когда-то скрывалась армия Наполеона, и где-то здесь, на берегу, стояла его палатка, он наблюдал за переправой… И Наполеон сгинул, и Гитлер сгинет, а река все так же величаво продолжит свое нескончаемое живое движение. Наполеон и Гитлер — завоеватели, гении злодейства… На то есть божий суд, сказал бы Маврий… Кажется, я все-таки задремал…

Из дремоты меня выхватил грохот разрыва снаряда, бухнувшего в реку, и тут же прозвучал громкий голос полковника Кудрявцева:

— Всем наверх!

Быстро взобравшись на гребень склона, мы заняли отрытые за ночь окопы.

На рассвете батальон принял первый бой. Налетела авиация, артиллерия — накрыли быстрым огнем все пространство местоположения батальона. Все ранее безмолвные холмы извергали огонь и несли гибель. Да уж, «славны бубны за горами», припомнились слова разведчика. Тем временем чуть дальше нас, в районе Шемболец, подошедший понтонный батальон быстро навел переправу. Самолеты, оставив нас, набросились на понтоны. Под непрерывным огнем и бомбовыми атаками противника саперы навели новую переправу, но к вечеру и ее разбомбили.

У нас же после бомбежки и артподготовки пошли в атаку автоматчики противника, поддержанные пулеметным огнем с самоходок, стоявших у основания высоты. Захар Дюдин, он заменил погибшего Кудрявцева, поднял всех в контратаку. Забрасывая нападавших гранатами, мы сумели сбросить их с высоты. Контузило комсорга Павла Берникова. Осколком разорвавшейся рядом мины тяжело ранило Дюдина, его заменил замполит Григорий Мышинский. Бомбовыми ударами были разбиты пушки, вышли из строя все пулеметы. Положение делалось все тяжелее. Противник стремился во что бы то ни стало сбросить нас в Неман.

Оставался день до подхода дивизии. Один день! Нужно выстоять, пока не подойдет хотя бы передовой полк. Мы должны выдержать, продержаться! Вот-вот враг вновь ринется на нас. Никто из нас не думал о геройстве, как не помышлял и о смерти, остатки батальона стремились во что бы то ни стало сдержать ужасный натиск противника.

Вечером замполит прислал мне записку: срочно переправить тяжелораненых на другой берег, встретить 376-й полк, сообщить им о нашем тяжелом положении, чтобы общими силами заставить немцев оставить занятые высоты.

Я спустился на берег, отыскал у крутого изгиба реки запрятанный плот и подогнал к месту, где находились раненые. Их было двенадцать, в том числе Захар Дюдин и Паша Берников. Вчетвером, с помощью фельдшера и двух санитаров, мы перетащили всех на плот, аккуратно уложили, перенесли мертвого полковника Кудрявцева и поплыли к противоположному берегу. На берегу нас встретили разведчики 376-го полка! Раненых сразу передали врачам медсанбата.

Полк готовился к переправе. Ни лодок, ни бревен не было, разбирали пустые избы, сооружали плоты. Первым переправился на нашем плоту парторг полка капитан Кирилл Кошман. Мы давно были знакомы и обрадовались встрече. Я постарался четко изложить положение мобильного батальона.

— Ясно! — Кошман вытащил из кобуры пистолет: — Не станем терять времени, нас ждут. Оставайтесь здесь, доложите обо всем комполка. Нужно срочно решить следующее: подготовиться к встрече новых раненых — всех нужно переправить за ночь. Обязательно повидайтесь с командиром противотанкового дивизиона, посоветуйте им, где лучше расставить пушки, и обозначьте на их картах высоты, занятые немцами. С рассветом возьмемся за них. Если понадобится, введем в бой реактивные минометы. Пока не восстановлю радиосвязь, прошу вас находиться с комполка.

Кошман — бесстрашный человек, инициативы ему тоже не занимать. Взяв с собой человек двадцать, он сразу ушел в окопы.

За ночь были вывезены еще шестнадцать раненых. Полк начал переправляться через Неман. Я провел в полку полный день. Все, о чем просил Кошман, было выполнено.

В тот день я впервые увидел, как человеческая ненависть и остервенение боя оказались сильнее страха смерти. Бойцы соскакивали с плотов и, не задерживаясь ни минуты, устремлялись вперед, обтекая с флангов занятые врагом высоты. Это были солдаты, прошедшие многострадальную Белоруссию, и то, что они увидели, оказалось еще страшнее, чем под Вязьмой, Ржевом, на Смоленщине. Они шли на огонь противника — и не было силы, которая могла бы их остановить.

К концу дня ситуация резко изменилась. В ночь на 16 июля Гродно пал, и 220-я дивизия двинулась нам на подмогу, — об этом сообщил мне Гугуев, командир 376-го полка. Сдав Гродно, немцы стали быстро отходить, бросая технику. Покинули они и высоты. Над Неманом появились наши штурмовики, они догоняли и добивали панически бегущие войска противника.

Ровно через сутки после освобождения Гродно, 17 июля 1944 года, немцам довелось наконец прогуляться по Москве, к которой они так рвались с сорок первого. Их доставили под конвоем. Пленных. 52 тысячи. И провели по Садовому кольцу под взглядами собиравшихся прохожих. О впечатлениях москвичей мне вскоре написали из дома.

За освобождение Гродно 220-я дивизия удостоилась ордена Красного Знамени. Ту же награду получили комбат Захар Дюдин и батальонный комсорг Павел Берников. Парторгу 376-го полка Кириллу Кошману за форсирование Немана было присвоено звание Героя Советского Союза. Меня наградили орденом Отечественной войны 1-й степени.

После войны, будучи в Минске, в Белорусском музее Великой Отечественной войны я видел документы о нашем мобильном батальоне, оборонявшем Неманский плацдарм.

Государственная граница

Вскоре мобильный батальон был расформирован. Да, собственно, почти некого было расформировывать. А наша 220-я дивизия уже двигалась дальше, на запад, и, сбив по пути несколько заслонов, в 20.00 17 июля 1944 года вышла на Государственную границу! Особенный день и час для каждого, кому довелось пережить тот потрясающий миг! И произошло это поистине историческое событие вечером того самого дня, когда пленных немцев с позором провели по Москве. Удивительные бывают совпадения, и чудится в них какая-то загадка…