Картина без Иосифа - Элизабет Джордж

Миссис Хейверс следила за движениями малыша, раскачиваясь под какую-то свою внутреннюю мелодию.

— Вчера вечером миссис Салкилд наделала в штаны, — сообщила она по секрету. — Но миссис Фло даже не рассердилась, Барби. Она сказала, мол, такие вещи бывают, дорогая моя, когда мы становимся старше, так что не стоит волноваться. А я никогда не делаю в штаны.

— Это хорошо, мама.

— Я тоже помогала. Держала тазик и фланелевое полотенце, пока миссис Фло мыла миссис Салкилд. А миссис Салкилд плакала и говорила — простите, я нечаянно, я не знала, что так получится. Мне было ее жаль, и я отдала ей свою шоколадку. Я никогда не делаю в штаны, Барби.

— Ты хорошая помощница для миссис Фло, мама. Ей трудно было бы без тебя.

— Она тоже так говорит. Ей будет грустно, когда я уеду. Я сегодня вернусь домой?

— Нет, мама, не сегодня.

— А скоро?

— Не сегодня.

Иногда Барбара думала, не лучше ли ей оставить мать у миссис Фло, в ее умелых и опытных руках, и просто оплачивать расходы, в надежде, что со временем мать забудет, что у нее есть дочь. Она постоянно колебалась во время своих приездов в Гринфорд. То ей казалось, что она просто искупает свою вину, в то же время нарушая привычный режим миссис Хейверс, то убеждала себя, что ее постоянное присутствие в жизни матери поможет ей избежать полного слабоумия. Насколько Барбара знала, литературы на эту тему практически нет. И если бы даже она попыталась ее найти, вряд ли что-то изменится, благодаря этим отвлеченным научным теориям. Ведь это, в конце концов, ее мать. И Барбара не может ее бросить.

Барбара ткнула сигаретой в пепельницу, стоявшую на кухонном столе, и пересчитала окурки, накопившиеся с утра. Восемнадцать сигарет. Пора тормозить. Это нездорово, неразумно и отвратительно. И она закурила новую.

Со стула, где она сидела, виден был весь коридор. Справа лестница, слева гостиная. Ремонт идет полным ходом и близится к своему завершению. Внутри все покрашено. Лежит новый ковер. В ванной и на кухне починена или заменена арматура. Печь и плита сверкают чистотой впервые за последние двадцать лет. Линолеум остается до конца приклеить и натереть воском, обои ждут своего часа. Когда обе эти работы будут выполнены, шторы выстираны или заменены, она сможет сконцентрировать усилия на экстерьере.

Задний сад был сплошным кошмаром Переднего не существовало вообще. Да и сам дом требовал огромных сил: предстояло заменить сточные трубы, покрасить деревянные части фронтона, помыть окна, починить входную дверь. Тем временем ее сбережения быстро таяли, а времени было в обрез. А все-таки дела двигались хоть и медленно, но по ее изначальному плану. Если она не предпримет ничего, что замедлило бы ход работ по проекту, задуманному для того, чтобы у нее хватило средств держать мать у миссис Фло длительное время, на нее обрушится долгожданная свобода.

Барбара мечтала о независимой жизни, или это ей просто казалось. За свои тридцать три года она никогда не жила для себя, без семьи и ее бесконечных потребностей. Теперь она могла жить свободней, но почему-то не чувствовала себя счастливой, особенно с тех пор, как однажды утром отвезла мать в Гринфорд, где у нее началась новая жизнь в чистоте и уюте.

Мисс Фло приготовилась к их приезду так, что можно было отбросить всякие опасения. Надпись «Добро пожаловать» на перилах узкой лестницы, цветы в прихожей. Наверху, в спальне матери, медленно кружилась фарфоровая карусель, вызванивая колокольчиками приятную мелодию.

— Ой, Барби, Барби, ты только посмотри! — восхитилась мать, глядя, как кружились под музыку крошечные лошадки.

В спальне тоже были цветы — ирисы в высокой белой вазе.

— Я решила сделать все так, чтобы ей было приятно, — сказала миссис Фло, поглаживая руками лиф своей полосатой приталенной рубашки. — Подготовьте ее к тому, что она тут останется, скажите, что мы ей рады, но сделайте это осторожно. Внизу я приготовила для вас кофе и булочки с маком Рановато для второго завтрака, но вы наверняка скоро уедете.

Барбара кивнула.

— У меня сейчас следственное дело в Кембридже. — Она окинула взглядом комнату. Необычайно чистая, уютная, теплая, солнечные лучи скользят по узорчатому ковру. — Спасибо, — сказала она. Разумеется, не про кофе и булочки.

Миссис Фло похлопала ее по руке:

— Не волнуйтесь. Мы будем хорошо заботиться о вашей маме, Барби. Можно мне вас так называть?

Барбара хотела сказать, что так ее называли только родители, что при этом она чувствует себя маленькой и беспомощной, и уже хотела попросить, чтобы ее называли Барбарой, однако вовремя сообразила, что своей просьбой разрушит иллюзию домашней обстановки, ведь эти женщины — ее мать, миссис Фло, миссис Салкилд и миссис Пендл-бери — миссис Салкилд была слепой, а миссис Пендлбери слабоумной, — были одной семьей и Барбаре предлагали стать ее членом, если она согласится. И она согласилась.

И не только потому, что здесь предстояло жить ее матери — ее не могла не тревожить и перспектива собственного одиночества.

Уже два месяца она приезжала в опустевший дом, о чем так мечтала в годы долгой болезни отца, что стало казаться ей абсолютно необходимым, когда после его смерти возникла проблема с матерью. Целую вечность она искала, куда пристроить старушку, и теперь, когда, казалось, само небо ей помогло, — Господи, найдется ли на всей земле еще одна такая миссис Фло? — встал вопрос, что делать с домом. И после того, как в доме больше нечего будет делать, ей придется столкнуться с вопросом, что ей делать с самой собой. А после него — что ей делать самой.

Оставшись одна, она неизбежно начнет думать об одиночестве. Вечером, опустошив с коллегами «Кинге Арме» — когда Макферсон поедет домой к жене и пятерым детям, Гейл отправится на почти безнадежную битву с адвокатом, занимавшимся его разводом, когда Линли помчится обедать с Хелен, а Нката отбудет, чтобы затащить в постель одну из своих шести крикливых подружек, — сама она медленно побредет к станции Сент-Джеймс-парк, отшвыривая ногой мусор, который подбросит ей ветер. Доедет до Ватерлоо, пересядет на Северную линию и раскроет номер «Тайме», изображая интерес к событиям в стране и за рубежом, чтобы не поддаться растущей панике перед одиночеством.

Ничего страшного в этом нет, твердила она себе. Вполне естественно, ведь тридцать три года ты жила под опекой родителей. Что испытывают заключенные, выпущенные из тюрьмы? Как насчет освобождения, спросила она себя, не хочется ли тебе сплясать на улице, побывать в какой-нибудь модной парикмахерской в Найтсбридже, где окна задрапированы черным, чтобы показать крупным планом красивых женщин с геометрическими стрижками, при которых волосы никогда не повисают сосульками и не теряют форму от ветра.

Другая на ее месте строила бы всевозможные планы, бешеными темпами приводила в порядок дом на продажу, начала бы новую жизнь со смены гардероба, шейпинга под руководством персонального тренера с внешностью Шварценеггера, проявила бы интерес к косметике и автоответчику, чтобы принимать послания от сонма поклонников, желающих связать с ней свою жизнь.