Семь портретов - Александра Флид

Только совершенно опустившаяся женщина сможет вначале развестись с мужем, солгав под присягой, а затем начать отношения с человеком намного младше себя и при этом позволить всему скатиться к постели прежде, чем дело дойдет до брачных клятв. И в это же самое время она продолжала вести себя так, словно и впрямь заслуживала уважения. Может быть, поэтому Робби так холодно говорил с ней в последнее время? Что если она действительно достойна презрения даже в глазах собственного сына?

Анна пробыла до двух часов, а после Рита отпустила ее. Осенние сумерки начали заливать улицы уже к четвертому часу, а Робби все не появлялся. Теперь он все чаще уходил к своему другу на ночь, а на следующее утро отправлялся в школу, не заходя домой. Они перестали разговаривать, потому что теперь она была постоянно занята то с Анной, то с Артуром, а когда высвобождались редкие минуты, был занят сам Робби. И сейчас, сидя в одиночестве и тишине своей гостиной, Рита поняла, насколько истосковалась по собственному сыну, с которым, как ни странно, жила под одной крышей.

Взгляд Анны был легким, ненапряженным и вместе с тем точным. Да, Робби неприязненно относится к Артуру. Да Рита не похожа на женщину, позволяющую себе свободные отношения вне брака. Однако она уже сделала все, о чем другие боятся даже думать, и при этом продолжает лицемерно хранить внешнее достоинство. К чему все это?

До прихода Артура оставалось еще два часа, а Робби все не появлялся. Обычно, прежде чем уйти к другу, он находил время для того чтобы забежать домой и хотя бы предупредить ее об этом. Сейчас же ничего подобного не происходило, и тяжелая тишина давила на ее разум, заставляя по временам отрываться от книги, чтобы посмотреть то на часы, то на дверь. Иногда ее взгляд падал за окно, и она со страхом отмечала темно-синее небо, расчерченное кривыми линиями обнаженных веток. Толку от таких переживаний было немного, и в половине шестого, невзирая на то, что Артур должен был прийти в самое ближайшее время, Рита поднялась с кресла, надела новое черное пальто из тонкого драпа, и вышла на улицу.

Какой смысл сидеть и страдать, когда можно дойти до дома этого самого Эрнеста, с которым так крепко дружит Робби?

Рита знала, где жил школьный друг ее сына, но почти никогда не приходила в этот дом, не желая смущать Робби или создавать ему репутацию маменькиного сынка. Теперь был совершенно иной случай, и она знала, что если не предпримет решительных шагов, то, вероятно, просто не выдержит и расплачется. Сидеть и ронять слезы от страха и жалости к себе она не собиралась, так что оставалось шагать по слегка влажной после короткого дождя дорожке, ожидая, когда из сгустившегося сумрака проступят очертания двухэтажного кирпичного дома.

Дверь открыла пожилая женщина в черном платье и белом фартуке. Рита не знала, как ее зовут, но постаралась вежливо спросить, не заходил ли сегодня к ним в гости одноклассник Эрнеста.

– Нет, Робби сегодня не собирался ко мне, – выходя из-за спины горничной, ответил сам Эрнест. – Простите, но я не знаю, где он может быть.

– Спасибо, – отступая и уже спускаясь по лестнице, торопливо поблагодарила она.

– Может, мне стоит позвонить кому-то? – выходя на улицу следом за ней, спросил он.

– Нет, благодарю, я справлюсь, – едва обернувшись, вежливо отказалась она. – Все в порядке, Эрнест, возвращайся домой.

Обратиться ли в полицию? Нет, еще слишком рано. Вряд ли они выслушают ее, если узнают, что Робби просто запоздал к ужину. Идти туда можно только завтра утром, если она не найдет его сегодня.

Следующим на ее пути был дом Антона, поскольку она не знала, куда еще можно обратиться. Конечно, она рисковала быть осмеянной, ведь на самом деле, в том, что мальчик задержался дольше положенного, не было ничего плохого с точки зрения других людей. Однако сейчас она не терзалась никакими сомнениями – Рита точно знала, что должна найти сына. Его исчезновение было связано со всеми событиями ее жизни, и даже если сам он был в безопасности, такое поведение уже являлось признаком серьезных проблем. Робби не пожелал предупредить ее, и это было самым тревожным.

Уже стоя перед знакомой тяжелой дверью из дерева, она поняла, что не приходила сюда больше года.

На лице Генриетты – их прежней горничной – отразилось ничем не прикрытое изумление, когда она открыла дверь и увидела, кто оказался по другую сторону.

– Здравствуй, Генриетта. Я только на минутку, просто хотела спросить, не видела ли ты сегодня Робби, – даже не входя внутрь, спросила Рита.

Женщина уже собиралась ответить, когда в прихожей показался Антон. Насколько она помнила, в такое время он чаще всего еще не бывал в доме, но теперь отчего-то оказался рядом.

– Ты потеряла нашего единственного ребенка? Неудивительно, ведь на самом деле это случилось уже очень давно, милая, – отодвигая Генриетту в сторону и хватаясь за ее руку чуть выше запястья, сказал он.

– Не трогай меня, просто скажи, не встречал ли ты нашего сына, – пытаясь вырваться, сердито прошипела она.

Горничная, повинуясь правилам своей работы, быстро скрылась из виду, и Антон уже сам закрыл дверь, втаскивая Риту внутрь.

– Робби скоро придет, я отпустил его в магазин за бумагой.

– Он хочет остаться у тебя? – спросила она, все еще пытаясь освободиться.

– Да, сегодня он побудет у меня. Я хотел сказать тебе чуть позже, поскольку у тебя нет в доме телефона, а добраться до вашей хибары не так просто, как кажется. Робби думал предупредить раньше, но на это ушло бы слишком много времени. К тому же, – он так же грубо втянул ее в гостиную – я хотел встретиться с Артуром. Робби говорит, что он приходит каждый день к семи часам, и ты проводишь с ним почти все время.

– Отпусти меня, – ударив его в грудь, потребовала она.

Антон лишь засмеялся, но все-таки ослабил хватку.

– Ты все та же, – сказал он, тяжело усаживаясь в кресло.

– Кажется, ты пьян, так что я лучше уйду. Только об одном прошу: не говори Робби, что я приходила. Ни к чему все это, лучше пусть будет спокоен.

Она поправила задравшийся от этой возни рукав и уже направилась к выходу, когда Антон задал ей вопрос, остановивший ее:

– Ты спишь с ним?

О ком он говорил было ясно и без пояснений.

– Не твое дело.

– Я не пьян, но очень зол, а это почти одно и то же, поэтому шутить со мной сейчас просто неразумно.

– Мне теперь все равно, можешь злиться сколько угодно.

До бархатной занавеси оставался всего шаг, когда он неожиданно быстро поднялся с кресла и снова схватил ее, на сей раз, уже за плечи.

– Черта с два ты уйдешь, сейчас, дорогая. Ты легла в постель с мальчишкой, опустилась и опозорила себя, так что теперь мы с тобой равны. Ты такая же грязная, как и я, так что нечего делать вид, будто ты лучше меня.

– Я никому не изменяю, – сквозь зубы, подчеркнуто тихо, но четко сказала она.