Ливонская война 1558-1583 - Александр Шапран

В 1562 году был казнен воевода Даниил Адашев, брат Алексея.

Жертвой внутренней политики Ивана стал и другой герой знаменитой казанской эпопеи, один из самых видных русских полководцев середины XVI века, князь Александр Борисович Горбатый, которого князь Андрей Курбский называл «великим гетманом царской армии». Трагическая судьба князя А.Б. Горбатого связана с появлением в Московском государстве опричнины.

Известно, что создание в 1565 году опричнины явилось вершиной Ивановых безумств, самым чудовищным его изобретением. На века это слово стало нарицательным обозначением крайнего беззакония, необузданного произвола и массового истребления ни в чем не повинных людей. Для существования опричнины, этого государства в государстве, требовалось обязательное выполнение одного условия — наличия оппозиции царской власти, условия, без которого опричнина как таковая теряла смысл. И если оппозиции не было, то ее надо было придумать, а придумать ее воспаленному уму Грозного было нетрудно. В оппозицию царь зачислил всю целиком оставшуюся вне опричнины большую часть государства — земщину. Оказались в земской оппозиции и все воеводы русского царя вместе с армией, которая, напрягая последние силы, вступила тогда в самую тяжелую стадию затянувшейся войны на западе. Заметим, что появление этого страшного и позорного репрессивного аппарата относится к разгару войны, когда удача начала отворачиваться от русского оружия и как никогда требовалась прочность и устойчивость тыла. Вместо этого в тылу одна, причем самая ничтожная, часть общества принялась терзать другую. И как сказал историк В.О. Ключевский, «опричнина при первом взгляде на нее, особенно при таком поведении царя, представляется учреждением, лишенным всякого политического смысла». И тут же знаменитый историк вынужден поправиться, говоря далее, что все-таки «у опричнины был свой смысл, хотя и довольно печальный». И далее, поясняя свое положение о печальном смысле опричнины, Ключевский говорит, что «она была в значительной мере плодом чересчур пугливого воображения царя… Тогда вопрос о государственном порядке превратился для него в вопрос о личной безопасности, и он, как не в меру испугавшийся человек, закрыв глаза, начал бить направо и налево, не разбирая друзей и врагов… Усвоив себе чрезвычайно исключительную и нетерпеливую, чисто отвлеченную идею верховной власти, он решил, что не может править государством, как правили его отец и дед,…, но, как иначе он должен править, этого он и сам не мог уяснить себе. Превратив политический вопрос о порядке в ожесточенную борьбу с лицами в бесцельную и неразборчивую резню, он своей опричниной внес в общество страшную смуту…».

Вспышки необузданного деспотизма отмечались за царем Иваном и ранее, но с учреждением опричнины кровавый террор принял массовый характер и был возведен чуть ли не в ранг внутренней государственной политики. Рождение опричнины ознаменовалось массовыми кровопролитиями, и одной из первых жертв разгула опричного террора стал прославленный московский воевода, герой казанской эпопеи князь А.Б. Горбатый.

Вершившее так называемое правосудие опричное окружение царя не утруждало себя заботой придавать хоть какую-нибудь тень правдоподобия в выдвигаемых обвинениях, не пыталось добыть хоть сколько-нибудь достоверные улики и создать хотя бы иллюзию возлагаемой на свои жертвы вины. Чаще других главным обвинителем, стряпавшим свои вердикты, не смущаясь их нелепостью и несуразностью, выступал сам царь.

Сразу после учреждения опричнины, будучи в Александровой слободе, царь принял депутацию Боярской думы, которой объявил, что они уже давно изменили ему, стремятся уничтожить его и сделать законным государем выходца из рода князей Горбатых. Присутствовавшие прекрасно поняли намек царя. Из всех Горбатых в живых оставался только доблестный казанский герой, князь Александр Борисович. Позже такие же обвинения в изобилии станут сыпаться и на другие фамилии, но первым царь выбрал самого популярного в народе героя и самого влиятельного среди московской знати. Прямой и непреклонный характер князя только удачно дополнял его «вину»: по сути дела, его характер в совокупности со славой и популярностью и был главной виной князя. Участь Александра Горбатого была решена. Он был казнен вместе со своим пятнадцатилетним сыном.

Но, безусловно, самым громким, а потому наиболее запомнившимся Ивановым безумием стало обвинение им в заговоре двоюродного брата, князя Владимира Андреевича Старицкого вместе с матерью. Только заступничество за них высших иерархов русской церкви спасло князей Старицких от неминуемой расправы.

Тогдашнее внутреннее состояние Московского государства можно охарактеризовать словами историка Г.В. Вернадского:

«Все эти казни и репрессии привели в замешательство высших представителей русской армии и администрации, которые вместе составляли правящий институт — двор. Никто не считал себя в безопасности. Мораль была подорвана, некоторые думали о побеге в Западную Русь, т. е. в Великое княжество Литовское

Литовские князья хорошо знали об этой ситуации. По их совету Сигизмунд Август начал посылать секретные послания тем московским боярам и чиновникам, которые явно намеревались бежать от царя Ивана IV. Он пригласил их перейти на литовскую сторону и обещал высокое положение и владения в Литве».

Здесь, цитируя известного ученого, мы вплотную подошли к еще одному явлению нашей истории.

Перечень жертв беззаконий русского царя можно было бы продолжать долго. Подавляющее большинство русских воевод, составлявших гордость русской армии, наводивших ужас на неприятеля, а потому высоко чтимых в его лагере, героев бесчисленных походов и битв погибло на плахе, в тюремном застенке или пыточном каземате. Но не меньше трагизма и в судьбах бежавших от безысходности за рубеж, подобно, пожалуй, самому выдающемуся полководцу эпохи Андрею Курбскому.

Открывшаяся полоса военных неудач на западном фронте не обошла стороной и этого героя. Еще до Оршинского разгрома русской рати Шуйского в небольшом бою под Невелем поражение потерпел и Андрей Курбский. Оно существенно не повлияло на стратегическую обстановку и вообще имело характер досадного эпизода, но хуже было то, что, как и другие неудачи тех лет, эта совпала с резкой переменой во внутренней политике Грозного. Первый этап «прекраснейшего по началу» царствования завершился. Наступала самая зловещая страница российской истории. Еще не вошла полностью в свои права эпоха опричнины, но ее идея уже бродила в воспаленном мозгу русского царя. Москва еще не цепенела, но уже содрогалась под впечатлением казней, которые впоследствии на фоне опричного террора не будут называться массовыми. Уже отправились в отставку и вскоре погибнут в застенках члены Избранной рады, которой Россия обязана «прекраснейшим началом» царствования Грозного. Занималась заря мрачного времени, а с ней приближалась кульминация драмы одного из самых передовых людей московского общества.

Еще вскоре после взятия Полоцка царь назначил Курбского воеводой в Дерпт. Здесь в стычках местного значения князь Андрей провел год. Приближалась развязка. Вечером 30 апреля 1564 года воевода объезжал позиции вокруг крепости. Возвращаясь, он сумел незаметно для других оставить за городскими стенами оседланного коня. Ночью под видом проверки караулов князь поднялся на городскую стену. Чтобы не вызывать подозрения у стражи, он не воспользовался воротами, спустился со стены по веревке, нашел своего коня и ускакал в сторону литовского лагеря. Утром 1 мая князь явился в ставку литовского командующего близ города Вольмара и назвал себя. Произведенный эффект не подлежит описанию. Изумлению литовцев предела не было.