Забвение пахнет корицей - Кристин Хармель

Роза глубоко вздохнула и почувствовала, что море пахнет лавандой – тот же аромат, который она вдыхала в день свадьбы. Она дома, дома! Роза крепче сжала руку Жакоба и начала наконец-то всплывать на поверхность.

Анни замечает самая первая. – Мам! – шипит она, отчаянно дергая меня за руку, а я слежу за Жакобом, который, нагнувшись к Мами, шепчет ей что-то по-французски. Мы прибыли в больницу час назад, и Жакоб, не разгибаясь, сидит, склонившись над ней все это время.

– Что тебе, детка? – Я не могу оторвать глаз от его усилий, трагических и, кажется, тщетных.

– Она пошевелилась, мам! – сообщает Анни. – Мами шевелится!

В следующее мгновение я понимаю, что девочка права. С благоговейным ужасом я смотрю, как левая кисть Мами чуть изгибается и смыкается вокруг руки Жакоба. Он продолжает ей нашептывать, теперь уже более настойчиво.

– Она… – Анни не договаривает, смутившись, когда Жакоб поворачивается к ней.

– Она приходит в себя, – шепчет сидящий рядом со мной Гэвин.

Мы все видим, как бабушкины веки начинают подрагивать, а потом – невероятно – она открывает глаза. Я понимаю, что нужно бежать, позвать врача или медсестру, но не могу сдвинуться с места, словно приросла к полу.

Роза громко вздыхает, как будто долгое время задерживала дыхание, быстро обводит взглядом комнату, видит Жакоба. Глаза ее расширяются. Она неразборчиво произносит что-то странным голосом. Будто разучилась говорить и пытается вспомнить.

– Моя Роза, – говорит Жакоб. – Я нашел тебя.

Она шевелит губами и сначала не то стонет, не то кряхтит, а потом выговаривает: «Ты… здесь», хриплым, севшим, но, безусловно, уже собственным голосом. Она глядит на Жакоба, который, плача, наклоняется и нежно, едва касаясь губ, целует мою бабушку.

– Да, Роза, я здесь, – шепчет он. Они жадно смотрят друг на друга и не могут насмотреться.

– Мы… – Голос Мами то ослабевает, то снова крепнет. – Мы… на небесах?

Слова тянутся медленно, как патока, бабушка старательно выговаривает каждое.

Жакоб подавляет прерывистый вздох.

– Нет, моя любимая. Мы на Кейп-Коде.

Мами, кажется, удивлена. Но вот она обводит комнату туманным взглядом, задержав его сначала на мне, потом на Анни и Гэвине и, наконец, на своем младшем брате.

– Ален? – шепчет она.

– Да, – отвечает он бесхитростно. – Да, Роза. Это я. Мами переводит глаза на Жакоба, она ошеломлена, не может понять.

– Ален… живой? Жакоб, и ты… ты тоже живой? – шепчет она.

– Да, любовь моя, – откликается Жакоб. – Ты спасла меня.

Слезы ручьями текут по лицу Мами.

– Я не… я тебя не спасла, – шепчет она. – Зачем ты так говоришь? Я захотела, чтобы ты… вернулся туда. Я так виновата.

– Нет, – перебивает Жакоб, – ты ни в чем не виновата, Роза, родная моя. Я выжил только потому, что был уверен: мы с тобой обязательно снова встретимся. И тогда, семьдесят лет назад, ты помогала мне выжить. Я никогда не переставал искать тебя.

Мами молча слушает, не отрывая от него глаз.

– Кто-то должен сходить за врачом, – шепчет мне на ухо Гэвин.

– М-гм, – невнятно хмыкаю я. Но никто не двигается с места.

Через несколько секунд Мами начинает медленно поворачивать голову, пока я не попадаю в поле зрения.

– Хоуп?

– Да, Мами? – Я шагаю к ней.

– Почему… ты плачешь? – спрашивает она, спотыкаясь на каждом слове.

– Потому что… – Я ищу слова. – Потому что мне так тебя не хватало.

И понимаю, что так оно и есть. Мами снова поворачивается к Жакобу.

– Как?.. – только и выговаривает она. Он кивает, поняв, что она хочет сказать.

– Меня разыскала Хоуп, – объясняет он. – Хоуп, Анни и их друг Гэвин.

– Гэвин? – переспрашивает Мами. С видимым усилием она снова ищет глазами по палате и, не узнавая, вглядывается в лицо Гэвина. – Какой Гэвин? Это вы?

– Да, мэм, – вступает в разговор Гэвин. – Мы с вами несколько раз встречались. Я делал у вас ремонт. Я… Я друг вашей внучки.

– Да, – бормочет Мами. – Да, теперь вспомнила. Она прикрывает глаза, а открыв их снова, долго смотрит на Жакоба, потом на меня.

– Как… как же ты нашла моего Жакоба? – еле слышно шепчет она.

– Это все список, который ты мне дала. Так я попала в Париж. У Мами удивленный вид, и мне становится ясно, что она не понимает, о чем идет речь. В эти волнующие минуты я совсем забыла о ее Альцгеймере.

– И потом сказки, – прибавляю я, потому что она глядит на меня, ожидая ответа. – Твои сказки привели меня к нему. Я не знала раньше, что в них все правда.

– В них все правда, – шепча эти слова, Мами почему-то смотрит на Гэвина. – Конечно. Только правда.

При взгляде на Алена бабушкины глаза снова наполняются слезами.

– Ален? – ласково окликает она.

– Неужели меня можно узнать после стольких лет? – спрашивает он.

– Ты… мой братик, – четко произносит она. Речь ее стала немного живее, слова как будто возвращаются к ней. – Я бы узнала тебя… где угодно.

– Прости, что я не разыскал тебя раньше, – опускает голову Ален. – Я не знал… не знал, что ты жива. Сколько лет потеряно.

Мами на миг прикрывает глаза. Она опять плачет.

– Я была уверена, что ты погиб. В Освенциме. В том месте. Я представляла себе… миллионы раз.

– И я считал тебя погибшей, – вторит Ален. Затем Мами переводит взгляд на Анни.

– Леона?

У Анни опускаются плечи, и у меня екает сердце. Я знаю, как больно моей девочке, что бабушка не узнаёт ее.

– Нет, Мами, – отвечает Анни. – Кто такая эта Леона? Но на сей раз ответ дает Жакоб.

– Леоной звали мою младшую сестру. – Он пристально вглядывается в лицо Анни. – Бог мой, Анни, ты просто поразительно на нее похожа.

Анни круглыми глазами смотрит на Мами.

– Ты меня постоянно звала Леоной последние несколько месяцев. Из-за этого?

У Мами растерянный вид. Анни обращается к Жакобу:

– Что случилось с Леоной?

Жакоб украдкой бросает взгляд в мою сторону, и я незаметно киваю. Анни уже достаточно взрослая, чтобы знать.

– Она умерла, моя дорогая. В Освенциме. Я уверен, что она не очень страдала, Анни. Надеюсь, она умерла без мучений.

Теперь и у Анни глаза полны слез.

– Простите меня, – шепчет она Жакобу. – Мне очень жалко вашу сестру, правда.

Он ласково улыбается.