Стриптиз Жар-птицы - Дарья Донцова

– Ты всегда был дураком, сыночек, –заявила она. – Матвей Витальевич великий ученый, лучший человек на свете,алмаз среди кирпичей. Но он очень раним. И когда ему надо было принять решение…он не мог… нет, не мог… мучился, плакал… и тогда я встала на место супруга. Ятак любила его и не бросила бы ни в какой ситуации. Матвей очутился в сложнейшемположении, он находился на грани самоубийства, и тогда я подставила мужу плечо.Это было страшно лишь первый раз, но потом стало отработанным действием: плащ,борода, усы, очки… В мужчину превратиться легко. Я была счастлива, заслоняявеликого Колоскова, гордилась собой! Тебе, Альберт, маленькому, злобномутаракану, не понять нас, любивших страстно, занимавшихся наукой с полнойсамоотдачей. Нынче таких людей, как Матвей Витальевич, нет. Одна шушера кругом– Альбертики, Виолы… Жадные твари! Это я садилась в поезд, а потом исчезала намаленьких полустанках… Да ладно, подробности сейчас никому не нужны. Мы и заграницу ездили вместе, помогали товарищам из других стран. Но Матвей Витальевичимел право проводить за рубежом научные исследования. Он никого не тронул!Миссию санитара вместо него выполняла я! Но все было давно. Очень давно. Иведь, когда я поняла, что ты, мой сын, кое-что разнюхал, я тебя пощадила,оставила тебе квартиру и уехала с Даной. Нет бы притихнуть! Но тебя разъедаетзлоба. А еще ты в глубине души знаешь: отец был велик, а яблочко у яблониоказалось гнилое. Ты всегда это понимал, оттого и ненавидел нас, вынюхивал,подсматривал, делал выводы… Следовало сказать себе: «Я гадок! Господь наградилменя гениальным отцом, мне же хотелось иметь папу-дурака». Ты жалок! А Дана?Захотела пять тысяч долларов… тьфу!

– Твою мать! – неожиданно высказалсяодин из молчавших до сих пор парней. – Ну и бабка!

Жозя поднялась с дивана.

– Пошли, – скомандовала она парням вспортивных костюмах, – мне необходимо переодеться.

Когда Колоскову увели, меня затрясло, какбылинку на ветру.

– При чем здесь Куприн? – лязгаязубами, спросила я. – Он ничего не знал, мы уже давно не общаемся. Ипотом, он не мог представиться майором, потому что получил три месяца назадочередное звание. Тут какая-то лажа.

– Это я звонил, – прохрипелАлик. – Назвался Олегом, хотел подначить мамахен, знал, что ее приведет вбешенство сообщение о желании украсть бумаги Матвея, и она пустит в ход одну изсвоих птичек.

– Значит, на живца ее ловил? – тихоспросила я. – А я, глупая, так удачно заглянула в кабинет профессора. Нутебе повезло! Я могла направиться в свою спальню, тихо лечь под одеяло и…

– Ага, – кивнул Алик, – здоровополучилось!

– Подонок! – не выдержала я.

– Эй, потише! Я сразу понял, кто виноватв смерти Даны.

– Она жива!

– Временно, – отмахнулся Альберт.

– Мерзавец! – не успокаивалась я.

– У меня был шанс поймать жестокуюубийцу, и я им воспользовался, – парировал Альберт. – Ты же непострадала. Мамулей займутся специалисты. Сначала будет следствие, потом суд…Она это заслужила.

Из коридора внезапно послышался шум, потомкрик.

– Серега, не подходи, перчатки надень!

Я, забыв про Альберта, выскочила из комнаты ипобежала на голос, доносившийся из спальни Жози.

Старуха лежала на спине, широко раскинув рукии ноги.

– Что с ней? – заволновалась я.

– Не приближайтесь! – приказалблондин. – Вон там, на груди…

Я присмотрелась повнимательней – блузку Жозиукрашали яркие перья.

– Она подошла к стене… – выдавил изсебя рыжий парень, – мы ахнуть не успели… Там клетка стояла, за ширмой настолике ее не видно. Хвать птичку, поднесла к лицу и сказала: «Ну вот, Матвей,я снова с тобой!» Затем в голову ей вцепилась, та заверещала, крыльями забила…

– Умерла! – с отчаяньем воскликнулАлик, вваливаясь в спальню, – Обманула меня! Ушла! Убежала!

Я еще раз посмотрела на Жозю. На лице умершейсияла улыбка. Наверное, можно было посчитать ее предсмертной гримасой, но мнеотчего-то показалось, что старуха сейчас очень рада. Конечно, она очутится ваду и ответит за все совершенные преступления, но там, в когтях дьявола, давнонаходится и Матвей Витальевич. Надеюсь, черти догадаются рассадить их по разнымкотлам, а то Жозе даже горячая смола в компании с любимым покажется благоухающейванной.

– Вы разрешили ей покончить ссобой! – бесновался Алик. – Ну держитесь! Полетят погоны с вашихплеч! Начальство вас по головке не погладит! Знаете, кто мне помогает, а? Ктооперацию по поимке Антонины Колосковой курирует?

Я не стала слушать крики спятившего Альберта ипобрела в кухню. Вот и конец истории. Жестокий убийца найден. Но почему мне накакую-то секунду до слез стало жаль Жозю?

Через год после вышеописанных событий мы сДаной приехали в Евстигнеевку. Когда я припарковала машину у ворот, мояподруга, молчавшая всю дорогу от Москвы, нервно вздрогнула и спросила:

– Где же покупатели?

– Сейчас прикатят, – попыталась я ееуспокоить, – до назначенного времени еще пятнадцать минут.

– А тут ничего не изменилось, –прошептала Дана. – Дежавю! Снова осень, как тогда. Тебе могло прийти вголову, чем занималась Жозя?

– Нет, – призналась я. – Когдая захотела найти человека, который покушался на тебя, сразу вычеркнула изсписка подозреваемых Антонину Михайловну. Она выглядела старой, немощной… Можнозадать тебе один вопрос? Он давно не дает мне покоя.

– Давай, – после некоторогоколебания кивнула Гарибальди.

– Зачем ты в тот ужасный день пошла кгаражу и открывала ворота? Ведь когда я уехала за Мусей, ты лежала в кровати,больная.

Дана обхватила себя руками за плечи.

– Мигрень отвратительная штука, у меняона протекает очень остро. Сижу себе спокойно, пью чай… ба-бах! В висок будтосверло втыкается! Тушите свечи! Я валюсь в койку и не могу встать. Но иисчезает боль столь же неожиданно. Только что канкан в башке плясала – и засекунду испарилась. Если помнишь, у меня была клиентка Яндарова, она вдвадцатых числах каждого месяца забирала заказ, на ее деньгах мой бизнесфактически и держался.

– Яндарова – это Колоскова, –напомнила я, – она ею прикидывалась, чтобы у посторонних не возникаловопроса, откуда у тебя деньги на безбедную жизнь.

Дана поежилась.