Хоккенхаймская ведьма - Борис Конофальский

— Ротмистр, окажите любезность, посмотрите, что там в сундуке?

— А вы ещё не глядели? — удивился Брюнхвальд. — Что ж, — он открыл тяжёлую крышку.

Все, и Ёган, и Сыч, и монах через его плечи заглянули в сундук, и по их лицам кавалер понял, что там именно то, о чем он думал.

— Тут хватит, чтобы собрать хорошую баталию, кавалер, — произнёс Брюнхвальд. — И начать с кем-нибудь войну.

— Возьмите своим людям довольствие на два месяца, Карл, — произнёс Волков без всякого пафоса, чуть подумал и добавил: — Возьмите двойное довольствие. Работы бет много.

— О, мои люди теперь доппельзольднеры. Порадую их, — ротмистр тут же стал на колено возле сундука и начал отсчитывать из него деньги.

— И себе возьмите сверх вашей офицерской порции.

Брюнхвальд остановился и уставился на кавалера, удивлён был:

— А сколько же мне взять?

— А сколько вам нужно?

— Много, — заявил ротмистр смело, — сто монет.

— Берите двести, — говорил кавалер, даже не взглянув на ротмистра. — И садитесь есть, у нас ещё много дел.

Быстро отсчитав деньги, Карл Брюнхвальд сложил их в тряпку, связал её узелком и возбуждённый сел за стол. Начал брать себе еду, класть в тарелку, но есть не мог, то и дел поглядывал на узелок с серебром и, наконец, заговорил, забыв поблагодарить от свалившегося счастья:

— Думаете, это они так оставят?

— Что? — не понял Волков.

— Думаете, они оставят вам эти богатства?

Кавалер поглядел на ротмистра чуть озадаченно.

— По всему городу уже идёт слух, что вы приволокли огромный сундук, и у бургомистра сундук отобрали.

— Да, да… И что вы предлагаете? Забрать серебро и уехать?

— Такое мог бы один вор предложить другому, — чуть заносчиво произнёс Брюнхвальд.

— Так о чём вы тогда? — насторожился Волков.

— В четырёх часа пути пешего отряда, отсюда на восток, стоит большое село, — начал ротмистр.

— И?

— Я там встал на привал, поесть немного, люди уже еле шли, и там же стоял отряд. Человек сто двадцать. Без гроша, ругались за фураж для обозных лошадей с местными мужиками. Я поговорил с их офицером, его звали Бертье.

— Он из-за реки, с запада?

— Да, но он истинно верующий человек, сказал, что денег у них совсем нет и они ждут, что император или герцог с наступлением весны начнут собирать людей для новой компании. Я дал ему два талера, и он мне повторял «спасибо», пока я не ушёл оттуда.

— И что, хороши те люди? — спросил Волков.

— Кавалеристов среди них не видел, — вспоминал ротмистр, — тридцать человек, неплохи, добрые стёганки, видно, и доспех неплох, справные мужи, такие, как у меня, остальные хуже и вовсе не сброд. Но среди них человек двадцать арбалетчиков, и в обозной телеге я видел стволы аркебуз, семь штук.

Волков молчал и Брюнхвальд продолжал:

— Если вы так легко дали мне двести монет, может, предположим, им сотню, чтобы чувствовать себя спокойно.

— Немедленно отправьте к этому Бертье человека. Верхом. Обещайте им сто монет, пусть идут сюда. Ёган! Бумагу, чернила! — приказал кавалер.

А сам вспоминал, как раздражены остались городские нобили его действиями. Его гнусным самоуправством. А теперь ещё весь город говорит, что у него ещё и сундуки с серебром в покоях. Разве это не повод собрать мятеж. Да и какой это будет мятеж. Это будет восстановлением справедливости. И он понял, что попы из трибунала и солдаты ему бы сейчас совсем не помешали. Чуть подумав, кавалер решил написать настоятелю монастыря Святых Вод Ёрдана и по совместительству казначею архиепископа Ланна, святому отцу брату Иллариону, с просьбой как можно скорее прислать сюда Трибунал Инквизиции, так как в здесь просто гнездо мерзких жён. И власти потакают им.

Они быстро написали два письма. И пока ротмистр обедал, Волков пошёл на двор, а там, у великолепной кареты Рябой Рутт, увидел Агнес. Девочка разглядывала карету. Она была хмура, как будто не выспалась. Руки платок комкают раздражённо. И когда Волков подошёл к ней, спросила, не здороваясь, не присев вежливо:

— Чья это карета?

— Пока не понятно, — отвечал кавалер и положил ей руку на плечо. — В городе всё не просто.

Она подняла на него глаза, затем покосилась на руку, что лежала на её плече, и сказала холодно и высокомерно:

— Тут одни крысы в норах, ворону они не противники. Идите своей дорогой, мой господин.

Волков молча смотрел на неё, а она продолжила:

— А карета — моя!

Волков руку с её плеча убрал, не ответил ей ничего и пошёл прочь, ухмыльнувшись, уж больно нагло она требовала карету, хотя, может быть, и заслуживала её. А она смотрела ему вслед, губы поджала зло.

Теперь он не мог оставить свои покои без присмотра. Как оставить такие горы серебра?! И решил, что Ёган и Максимилиан будут в покоях неотлучно. Сторожами. Сыча и монаха взял с собой, с ним поехал в тюрьму. Барон как собака за ним ходил по гостинице с одним и тем же вопросом:

— Когда же вы спросите у Рябой Рутт про документы?

Да, теперь ничего не мешало сделать это. Но вместо этого комендант Альбрехт, противный старикан, стал просить у него бумаги. На всех, кого он ему в тюрьму привёз. Так всех нужно было записывать в тюремную книгу по именам. Хорошо, что Волков монаха взял с собой, стали баб из приюта спрашивать, затем Рутт и её бабёнок, всё записывали, время потеряли кучу. Но комендант, а теперь ещё и лейтенант городской стражи, не унимался. Стал требовать денег на содержание задержанных, так как магистрат на это дело не даёт даже медной монеты. Волков удивлён не был. Дал талер на бобы и хлеб, оставив монаха коменданту для писания бумаг. Кавалер уже пошёл в прекрасно оборудованную залу «для бесед». Там Сыч уже с удовольствием разглядывал разные приспособления, которые заблудшему и неразумному помогли бы найти путь к истине. Но не успели они позвать ведьму, как пришёл человек от барона и сказал:

— Господин барон просит господина кавалера быть в гостинице. Немедля.

Человек барона был взволнован. Видно, ему передалось волнение хозяина.

— Что ещё случилось? — недовольно спросил Волков.

Чуть понизив голос, человек барона сказал с заметной долей трагизма в голосе:

— Обер-прокурор прибыли.

— Ну вот, — произнёс кавалер, — теперь уже и не сбежать.

Он засмеялся на удивление Сыча и человека барона, встал и поехал в гостинцу.

Родовое имя герцогов из Ребенрее было Сольмс. Вильгельм Георг Сольмс, граф Вильбург, фон Ребенрее был родным и единственным дядей принца Карла, герцога и курфюрста Ребенрее.