Ты должна была знать - Джин Ханф Корелиц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну-ка, повтори еще раз… Чтобы быть счастливым, надо иметь то, что хочешь?
– Нет, наоборот – хотеть то, что имеешь.
– A-а! Теперь понятно. И впрямь очень просто, – произнес отец. С облегчением Грейс заметила, что теперь он выглядит гораздо лучше и бодрее. Отложив ложку, обняла его.
Через некоторое время в кухню заглянул Генри.
– Непонятное кино, – сообщил он взрослым, покачав головой. – Сначала все эти разноцветные штуки, а потом один из космонавтов взял и превратился в младенца. Что-то я совсем запутался.
– Немудрено, я и сам запутался, – ответил внуку дедушка. – Должно быть, Стэнли Кубрик рассчитывал, что аудитория все равно будет под кайфом – такое уж тогда было время. Но мы с твоей бабушкой, перед тем как пойти в кино, только выпили немного мартини. Видимо, этого оказалось мало.
Грейс велела отцу и Генри накрыть на стол. В первый раз со дня приезда они ужинали в столовой. Во все предыдущие вечера сидели на диване, завернувшись в теплые одеяла, и держали тарелки на коленях. Впрочем, сегодня температура в доме ничуть не повысилась. Но почему-то казалось, что стало теплее.
Сначала ели суп, потом бутерброды с лососиной. Увидев багели и лосося, Грейс просто не смогла удержаться. Грейс выпила еще вина, потом от души угостилась темным шоколадом, но даже после этих излишеств чувствовала себя неплохо. Учитывая все обстоятельства – сочельник в холодном доме, вынужденное бегство от прессы, присутствие папы и сына, перед которыми Грейс чувствовала себя виноватой, хотя по-хорошему винить следовало любовь ее жизни, мистера Джонатана Сакса, – праздник получился на удивление приятный. Даже при том, что говорили за столом о бейсболе – угораздило же найти тему! Грейс с удивлением узнала, что когда-то отец регулярно ходил на матчи и с детства болел за команду под названием «Монреаль Экспос». Он даже за счетом следить умел. Звучит, как несложная задача, но только не в бейсболе. Дедушка пообещал обучить внука этой премудрости – может быть, прямо завтра. Наконец Генри пошел спать. Прежде чем Грейс начала убирать со стола, они с отцом некоторое время посидели во вполне дружеском молчании. Потом он спросил, не догадывается ли Грейс, куда мог отправиться Джонатан и почему его до сих пор не нашла полиция.
– Нет, – ответила не ожидавшая таких вопросов Грейс. – Понятия не имею. Знала бы – сказала.
– Если честно, удивляюсь, как ему это удалось. В наше время трудно уйти от преследования полиции. Всюду камеры видеонаблюдения. А если понадобится что-то купить, тут и вовсе велик риск, что тебя выследят. Поразительно, как Джонатана до сих пор не арестовали. Он же везде! В смысле, его фотография.
Грейс вздохнула. Ей даже думать об этом не хотелось.
– Должно быть, Джонатан все продумал заранее. В смысле, как не быть пойманным. Судя по всему, готовиться он начал достаточно давно.
Отец нахмурился:
– Хочешь сказать, что Джонатан спланировал… что он это сделал… преднамеренно?..
Отец запнулся. То ли забыл имя любовницы, то ли просто предпочел не говорить на эту тему вслух. А Грейс предпочитала даже не думать об этом. Она покачала головой.
– У Джонатана были проблемы, и серьезные. Причем начались они задолго до того, как он сбежал. Джонатан вполне мог предположить, что ему понадобится место, где жить. Возможно, оно у него уже было, – принялась рассуждать Грейс. К этим выводам она пришла в результате размышлений. Не исключено, что у Джонатана есть помощник. Хотя, когда дело касалось мужа, Грейс уже ни в чем не была уверена. Джонатан Сакс оказался не тем, за кого себя выдавал, а совсем другим человеком. Эта мысль причиняла такую боль, что Грейс бессильно прикрыла глаза и дождалась, пока она отступит.
– Джонатан очень умен, – наконец произнесла Грейс. – В этом я на его счет не ошибалась.
К сожалению, того, в чем Грейс не ошибалась, когда речь шла о Джонатане, было очень немного.
– Ты тоже, – возразил отец. – Ты очень наблюдательная и хорошо разбираешься в людях. Это твоя работа. Ты даже книгу об этом написала…
Тут он запнулся. Видно, сообразил, что в случае Грейс наблюдательность надо было проявлять раньше.
– Продолжай, – напряженно произнесла она. – Не волнуйся, ничего нового ты мне не скажешь. Я и сама все понимаю.
Отец покачал головой. Он крутил бокал вина длинными пальцами. Лицо выражало глубокую печаль. Волосы же, вдруг заметила Грейс, были совсем не настолько безупречно ровно подстрижены, как обычно. Неужели Ева проявила в этом вопросе небрежность? Однако, хотя Грейс и испытывала некоторое злорадство по поводу промаха мачехи, она сразу поняла – дело не в этом. Ее неприятности так огорчили папу, что даже Еве было трудно поддерживать в доме привычный распорядок и устоявшиеся традиции. Короче говоря, никаких причин злорадствовать у Грейс нет. В первый раз ей захотелось извиниться перед мачехой, причем, к собственному удивлению, совершенно искренне. Более того, Грейс было стыдно за отношение к Еве в целом. Сколько раз она обсуждала похожую ситуацию с недовольными, исполненными горечи и негодования клиентами, родители которых, овдовев, вступили в повторный брак? Грейс твердила, что люди, которые были счастливы с мужем или женой, часто стараются снова связать себя семейными узами, причем в некоторых случаях очень быстро. Те, кому хорошо в браке, любят быть женатыми – так уж сложилось. Вот и отец был счастлив с мамой Грейс, поэтому снова захотел стать счастливым. А потом встретил Еву и подумал – может быть, с ней у него все получится? И вообще, разве найти пару не лучше, чем жить в трауре? Неужели Грейс предпочла бы, чтобы отец так и оставался один? Тогда почему она так переживает из-за его второго брака? Врач, исцелись сам, печально сказала себе Грейс.
– Наверное, дело в том, – задумчиво проговорила она, – что, глядя на вас с мамой, я видела, какой должна быть хорошая, крепкая семья. Конечно же мне хотелось такую же. Сама я вела себя как мама, а Джонатан… по крайней мере, с виду… – Грейс запнулась, подыскивая нужные слова, но потом передумала и решила оставить эту тему. – Я думала, Генри доволен и счастлив. Надеюсь, он и был счастлив, – тяжело было говорить об их с Джонатаном семье в прошедшем времени. – Я просто хотела жить счастливо, как вы.
На какую-то секунду Грейс показалось, что она плачет. Впрочем, в нынешнем состоянии для нее это было бы совершенно нормально. Хотя раньше Грейс удивили бы такие бурные проявления чувств со своей стороны. Однако Грейс сразу сообразила, что плачет не она, а отец. Фридрих Рейнхарт, юрист, сидел напротив нее за сосновым столом и всхлипывал, закрыв лицо длинными пальцами. Да, ее отец плакал. Грейс растерянно замерла. Потом протянула руку и дотронулась до его тонкого запястья.
– Папа?..
– Нет, – покачал он головой. – Не надо.
«Что – не надо?» – озадачилась Грейс. В любом случае ему необходимо было выплакаться. Это заняло долгое время, но Грейс терпеливо сидела и молча ждала, когда он успокоится. Наконец он затих и отправился в ванную. Грейс услышала звук смываемого унитаза, потом из крана полилась вода. Когда отец вернулся, она отметила, что он более или менее успокоился. Сейчас он был похож на своего отца – деда, которого Грейс едва помнила. Дряхлый старик со слезящимися глазами, чье присутствие в углу гостиной на днях рождения маленькой Грейс смущало девочку и вызывало некое чувство неловкости. Отец, так же как и Грейс, и Генри, был единственным ребенком в семье, и отношения с отцом у него сложились не особо близкие. Грейс почти ничего не знала про деда, кроме адресов, по которым он жил. В обратной последовательности – озера Лодердейл, Раз, Флашинг, Элдридж-стрит, Монреаль, Буковско. Еще запомнились похороны, идти на которые Грейс отказывалась наотрез – ведь это значило пропустить роскошную бат-мицву одноклассницы из Реардона. Сейчас Грейс даже не помнила, как звали девочку, у которой была бат-мицва, но тогда то, что ее заставляли пропустить торжество, казалось ужасно несправедливым.