Казанова - Ален Бюизин

Со времен той очень сложной эпохи «тощих коров» Лоренцо Да Понте, точно Маленький Мук, раздобывший волшебные туфли, неудержимо взлетел вверх по общественной лестнице. В Вене он стал поэтом императорских театров. Получал приличное содержание и пользовался дружбой императора, который оказывал ему большое уважение и осыпал милостями. Теперь он уже считал себя знатоком элегантности и умения жить. Со своей стороны, Казанова опустился по той же лестнице еще на ступеньку ниже, Отныне он занимал лишь скромную должность секретаря у венецианского посла. Можно было бы сказать, что их роли переменились. Но это только в глазах общественности, но ни в коей мере не в представлении их обоих друг о друге. Без сомнения, жалкий Да Понте по-прежнему впечатлен Казановой, а тот все так же питает презрение к либреттисту.

Разве могли они не возобновить знакомство в Праге при такой географической близости! Они, наверное, искали друг друга, чтобы покрыть друг друга позором. Во всяком случае, пражская светская жизнь предоставляла им кучу предлогов, чтобы встречаться, как бы не желая того. Напротив, отсутствие встреч было бы воистину удивительным. И вслед за Да Понте Казанова должен был познакомиться с композитором. «Не будучи страстным любителем камерной музыки, бывший скрипач камерного оркестра Святого Самуила не упускал возможности показаться на концерте; что же до кулис, то они всегда и везде были его настоящими пенатами, – пишет Ф.-Л. Мар в статье «Казанова и “Дон Жуан”». – И потом они оба были Братьями. Хотя они не принадлежали к одной ложе, а посвящение Моцарта в масоны, важнейшее биографическое событие, имело иные движущие причины (поиск братства в иллюминизме), чем те, возможно, корыстные соображения, что возвели г-на де Сенгаля к высшим ступеням, это не отнимает важности этой их связи в светском плане. Как человек в духе времени, Да Понте, должно быть, тоже не остался в стороне: разве не работал он в Дрездене вместе с Маццола (еще одним другом Казановы) над либретто к “Осирису”, масонской опере Наумана, – посредственным предшественником “Волшебной флейты”? Наконец, и шестидесятилетний венецианец, и молодой зальцбуржец – самые что ни на есть настоящие кавалеры папского ордена Золотой шпоры. Кроме того, у них было много общих знакомых, способных свести их друг с другом. Например, Паскуале Бондини, директор пражского итальянского театра, заказавший Моцарту оперу, где его жена выступит в роли Церлины, также был хорошо знаком с Казановой».

Тем не менее после срочного отъезда Да Понте в Вену Моцарт поселился на вилле Бертрамка, в пригороде Праги, у замечательных друзей – пианиста и композитора Франца Душека и его жены, Йозефы, обладательницы сопрано. Вся проблема заключалась в том, что он должен был продолжать работу над музыкой, чтобы закончить «Дон Жуана», а рядом уже не было либреттиста, чтобы ему помочь. Если Казанова и вмешался в составление либретто, то только в это время. Поскольку официальный либреттист отсутствовал, именно он произвел последнюю необходимую подгонку, и его сотрудничество осталось дружеским и негласным, чтобы не разъярить официального автора – Да Понте. Историк Альфред Мейснер рассказывает о памятном вечере на вилле Бертрамка. Казанова беседовал с Моцартом о своем побеге из Пьомби. Завязался маленький дружеский заговор, который привел к тому, что музыканта заперли в его комнате: его не выпустят до тех пор, пока он не запишет Увертюру, уже сложившуюся в его голове, но запись которой он все откладывал. Воспоминания его жены Констанции, «замурованной» вместе с ним, не противоречат этой истории. Можно было бы сильно усомниться в этом рассказе, приписав его слабеющей памяти или желанию блеснуть, если бы в 1924 году в бумагах авантюриста, хранившихся в Дуксе, не обнаружили два листка, написанных его рукой, – не что иное, как взаимозаменяемые варианты для «Дон Жуана», сцена Х второго акта оперы. В окончательном варианте Лепорелло, схваченный Эльвирой, Церлиной, Оттавио и Мазетто, умоляет в соль-мажоре: «Ах, сжальтесь надо мною». В первом варианте эта ария и предшествующие четыре реплики речитатива заменены очень живым и красочным квинтетом:

ЛЕПОРЕЛЛО: Растерян, смущен, изобличен. Оправдаться не могу. Прощенья вашего молю.

ДОНЬЯ ЭЛЬВИРА, ДОН ОТТАВИО, МАЗЕТТО, ЦЕРЛИНА: Нет тебе прощенья!

ЛЕПОРЕЛЛО: У вас в руках моя судьба.

ЦЕРЛИНА: Я вытряхну твое нутро.

МАЗЕТТО: Я выбью из тебя мозги.

ОТТАВИО: К позорному столбу!

ЭЛЬВИРА: Пора заткнуть тебе рот.

ВЧЕТВЕРОМ: Подлый предатель!

ЛЕП.: У вас в руках… и т. д.

Все 4: В петлю его (3 р.)

ЛЕП.: Сжальтесь: какая гадкая смерть!

ВСЕ 4: На галеры (3 р.)

ЛЕП.: Грести тяжело, и жизнь сурова!

ВСЕ 4: Ступай площади мести!

ЛЕП.: Я знатного рода!

ВСЕ 4: Так познакомься с каторжанами!

ЛЕП.: Ах нет, о милости молю!

ВСЕ 4: Что делать нам с коварным плутом?

ЛЕП.: У вас в руках… и т. д.

Таким образом Казанова, усилив комизм сцены перечислением наказаний, превратил Лепорелло в труса, заикающегося от страха. Тем не менее он остался насмешливым и наглым, осмеливаясь даже взывать к своему мнимому знатному происхождению. Во втором варианте Лепорелло пытается обелить себя, обвиняя женщин, которые являются главными виновницами всех злодеяний Дон Жуана.

ЛЕПОРЕЛЛО: Только Дон Жуан принудил меня к этому переодеванию. Он – стольких горестей единственная причина. Я же заслуживаю прощения. Я невиновен. Во всем виноват женский пол, околдовывающий его ум и оковывающий его сердце. О обольстительный пол! Источник боли! Отпустите с миром бедного невиновного. Я не бунтарь, я не смог бы вас оскорбить и докажу это: это он переменил костюмы, он взял мою одежду, чтобы отколотить Мазетто. С сеньорой Эльвирой я только исполнял свою службу, такова была его воля. Я правду говорю. Гнева вашего заслуживает только Дон Жуан. Я накажу недостойного. Пустите меня. (Убегает).

Очевидно, целью предложений Казановы является сделать персонаж Лепорелло более насыщенным. Теперь уже невозможно точно определить, сохранил ли, использовал ли Моцарт фрагменты, написанные венецианцем или предложенные им: теперь и те, и другие растворились в тексте Лоренцо Да Понте. В принципе, это все же возможно и вероятно, поскольку в оперу привнесли целую серию добавлений[105]. Так, мы знаем, что на следующий год, во время представления «Дон Жуана» в Вене, Да Понте сам вставил во второй акт дуэт Лепорелло и Церлины. В самом деле, тогда как премьера «Дон Жуана» в Праге была триумфом, опера «не имела никакого успеха в Вене». «Все, за исключением одного Моцарта, вообразили, что ей чего-то не хватает, – писал сам Да Понте. – Мы бросились добавлять, изменили различные отрывки, вставили новые сцены: и во второй раз “Дон Жуан” не имел никакого успеха!»