Судный день - Адриан Д'Аже

— Что происходит сейчас? — подтолкнул ее Арана.

— Небо начинает розоветь и становится нежно-красным… Приближается рассвет. В ветвях деревьев у нас над головой снуют обезьяны-ревуны. Я сопровождаю моего отца на Главную площадь, где уже собрались тысячи его подданных. Вместе с ним мы поднимаемся по ступеням Храма Великого Ягуара. На вершине его нас ожидает Верховный жрец. Мы все выше… выше… выше… Бьют барабаны, теперь очень громко, у основания храма, где курятся благовония, в боевых порядках выстроились воины. Мы достигли вершины… Великий жрец поклонился нам… Мой отец усаживается на свой трон, и теперь я тоже могу сесть. Вокруг статуэток собрались жрецы. Они поставили одну из них на крышу надстройки у нас над головами, вторую — на вершину Храма IV на западе, а третья стоит на юге, на вершине Храма V. Верховный жрец поднес к губам раковину моллюска из золота. В центре у нее есть отверстие, и джунгли оглашает громкий трубный звук.

Шаман терпеливо следил за своей пациенткой, понимая, что с ней сейчас происходит. Алета раскачивалась на подушках из стороны в сторону в такт нарастающему ритму барабанов.

— Небо над джунглями становится все светлее, это похоже на темно-зеленый полог, надвигающийся с востока. Верховный жрец смотрит в точку, где небо светлее всего, туда, где в самый короткий день года взойдет солнце, — и этот миг наступил! Первые лучи солнца попадают на кристалл нефритовой статуэтки на вершине Храма I.

Кристалл на вершине Храма I вспыхнул темно-зеленым светом, и яркий луч, похожий на лазерный, мгновенно отразившись под точно выбранным углом, попал на кристалл нефритовой статуэтки на вершине Храма IV на западе, а уже оттуда зажег и кристалл на вершине Храма V. Внезапно Алета повернула голову.

— Луч света! Он отразился в сторону… Погодите-ка… Я не могу разглядеть… О нет!

Со стороны городских ворот у начала мощеной дороги, ведущей к рынкам, раздались крики. Одна за другой загорелись крытые соломой хижины по обе стороны дороги. Тысячи кровожадных воинов враждебного города Калакмуль наседали на стражей у ворот, обезглавливая их и вырывая еще трепещущие сердца. Теперь они устремились к площади. Между нападавшими и воинами Тикаля, бросившимися на защиту своего царя, разразилось ожесточенное сражение.

Верховный жрец был странно спокоен; он заранее знал, что это внезапное нападение на рассвете было неминуемо. Он только печально покачал головой. Он знал также, что города-государства будут продолжать воевать между собой, пока не уничтожат сначала друг друга, а затем и всю цивилизацию майя. Он подал молчаливый знак жрецам, готовившимся к погребению Кодекса майя. Среди хаоса и дыма битвы луч, подобный лазерному, оставался наведенным на механизм, который контролировал вход в секретный комплекс, находившийся напротив Храма V. Жрецы подняли драгоценный Кодекс, показывая этим, что видели сигнал Верховного жреца, после чего один из них опустил рукоятку и вошел в проход, ведущий к подземной камере. Солнце поднялось выше, и луч постепенно скрылся из виду. Верховный жрец подал знак жрецам на всех храмах, что нефритовые статуэтки должны быть замурованы в секретные ниши, которые заранее были подготовлены на вершине каждой из пирамид.

— Нет! Нет! Воины Калакмуля достигли подножия нашей пирамиды! Воинов моего отца теснят… пронзают их копьями… обезглавливают… Они сражаются отчаянно, но противник берет верх. О нет! Они карабкаются по ступеням прямо к нам… Нет! Нет!

* * *

О’Коннор нашел бар «Будда» неподалеку от берега озера и тут же мысленно составил план отступления. Над главным входом висел флаг Тибета. Фигурки и изображения Будды придавали этому желтовато-коричневому зданию в испанском стиле восточный колорит; внутри находился еще один громадный деревянный Будда, составлявший часть декорации под названием «Апокалипсис сегодня». О’Коннор быстро пробежал взглядом по толпе посетителей в полумраке бара на первом этаже. Народу было много, но О’Коннор быстро определил, что большинство составляли туристы, игравшие в бильярд и курившие «травку», — времяпровождение, которое считалось в Сан-Педро de rigueur, обязательным. Он еще раз проверил, не следят ли за ним, и стал подниматься по лестнице на второй этаж.

Большие, беспорядочно разбросанные подковообразные кабинки были забиты туристами и местными — за исключением одной, в самом дальнем углу. О’Коннор сразу же узнал Дженнингса. Тот сидел рядом с юношей, которому, по прикидкам О’Коннора, было лет пятнадцать, не больше. Дженнингс прихлебывал виски, а парень — то, что выглядело как кока-кола, хотя О’Коннор сильно сомневался, что в стакане у парня было именно это.

О’Коннор поднялся на еще один пролет лестницы и попал в бар на крыше, откуда во все стороны открывался вид на темные воды озера. Здесь также было полно туристов. Сладковатый приторный запах травки тяжелым облаком висел и на балконе, где спиной к О’Коннору стояли два бывших «морских котика». У одного из них была аккуратная бородка, но короткие стрижки все равно безошибочно выдавали в них военных. О’Коннор спустился обратно, где в этот момент Дженнингс возвращался от стойки, неся еще один виски для себя и «кока-колу» для мальчика. Когда монсеньор положил свою руку на бедро парня, О’Коннора передернуло, и ему пришлось сдерживать горячее желание нарушить конспирацию и освободить этого, по сути, ребенка из грязных лап священника. Но вместо этого он вышел на главную улицу и отправился по ней мимо поздних прохожих, шуршащих по булыжной мостовой «тук-туков» и ярко раскрашенных зданий, на одном из которых было нарисовано изображение Христа — покровителя Сан-Педро-ла-Лагуна.

О’Коннор достиг конца крутого подъема, даже не сбив пульс. Остановившись возле магазинчика, он немного подождал, чтобы оглядеть всех присутствующих на едва освещенной площади и проанализировать планировку большой церкви с побеленными стенами, которая стояла на вершине холма напротив. «То маленькое строение сбоку, должно быть, и есть домик священника», — решил он. Он направился к нему по периметру площади, оставаясь в тени пальм и деревьев церковного сада.

Замок оказался элементарным, и О’Коннор тихо прикрыл за собой дубовую дверь. Он включил карманный фонарик и приступил к систематическому осмотру жилища Дженнингса. Кухонный стол, выполнявший также роль письменного стола, не представлял никакого интереса. Точно так же, как кухонная зона и небольшая ванная комната, но когда он заглянул в шкаф под лестницей, он, как и Дженнингс чуть раньше, обнаружил там акваланг. По узенькой лестнице О’Коннор взобрался наверх, в мезонин под самой крышей, где находилась спальня. На дне шифоньера О’Коннор нашел небольшой чемоданчик. Вскрыв замок, он увидел там стопку выпусков «НАМБЛА бюллетин» — официального журнала гомосексуалистов из Североамериканской ассоциации бойлаверов. Обложку самого верхнего журнала украшала фотография молодого парня, на которой рукой Дженнингса было написано: «Очень хорош».

О’Коннор снова запер чемоданчик и переключил свое внимание на крышку люка в потолке комнаты. Поставив под него единственный находившийся в спальне стул, он взобрался на чердак и осветил фонариком разбросанные посреди стропил кучки крысиного помета. В дальнем конце тесного чердачного помещения луч выхватил три небольших запыленных ящика, и О’Коннор по центральной балке направился к ним. Толстый слой пыли почти наверняка свидетельствовал о том, что ящики не принадлежали Дженнингсу. Он опять вскрыл нехитрый замок и открыл первый ящик. Дневники. Десятки дневников. О’Коннор пролистал самый верхний из них и обнаружил, что последняя запись в нем была сделана за двенадцать месяцев до того, как фон Хайссен бежал отсюда. «Похоже, что одного дневника не хватает», — подумал О’Коннор, открывая второй сундук, а затем и третий, где лежали дневники, охватывавшие период службы фон Хайссена в Маутхаузене. Все было разложено в хронологическом порядке, и из любопытства О’Коннор достал дневник за 1938 год. Через пять минут он тихо присвистнул, найдя запись фон Хайссена с педантичным описанием приезда Гиммлера в Маутхаузен.