Заговор - Джонатан Рабб

Она быстро взглянула в окно у себя за спиной и увидела, как несколько здоровяков стремительно шли по проходу. Выйдя из тени, она очень спокойно открыла дверь и вошла в вагон, направившись прямо на них. Голову держала высоко поднятой. Никто ее, похоже, не узнал, шедший первым убавил шаг, когда Сара, отыскав сбоку свободное местечко, посторонилась, пропуская их. Каждый благодарно кивнул, а последний из четверых даже улыбнулся, проходя мимо и освобождая проход. Она пошла, удаляясь от них, обычным шагом, пока сзади не послышался щелчок закрывшейся двери. Ушли. Можно обернуться. Словно вспомнив о чем-то, Сара громко ойкнула и быстро обернулась. Никто из пассажиров, похоже, не обратил на нее никакого внимания. Спустя полминуты она снова была в своем укрытии, зато сцена в вагоне переменилась основательно. Люди Эйзенрейха окружили Притчарда и его подчиненных, причем так ловко, что только понимающий взгляд мог распознать их тактику. Составлявшие внешнее кольцо держали одну руку под полой пиджака. Тем же, кто попал внутрь кольца, явно велено держать обе руки на виду, пиджаки расстегнуть, а глаза потупить. Всматриваясь в окруженную группу, Сара заметила, что один из них без борьбы не сдался: левая рука была прижата к груди, поникшая ладонь говорила о поврежденной кисти. Намек был ясен: никаких сигналов, согласованных нападений и дальнейших попыток разрушить этот маленький междусобойчик. В центре стоял, закрыв глаза, Притчард: олицетворенное поражение.

— Алдертон через две минуты. — Дребезжащий голос долетел даже до тамбура. — Через две минуты Алдертон.

Поезд замедлил ход, пассажиры зашевелились, некоторые встали, разбирая багаж. Пальцы завозились с пуговицами, чемоданы ставились на пол. Все это время группа в центре была весьма удобно отгорожена от поднимавшейся вокруг суеты. Через минуту поезд подъехал к зданию вокзала, скрежет тормозов напоследок просигналил о прибытии. Двери открылись, толпа агентов оказалась на платформе, устремившись, будто единое подразделение, к лестницам в дальнем конце. Сара открыла дверь и вошла в вагон, лавируя между новыми пассажирами и не отрывая глаз от происходящего за окнами. Скользнув на свободное место, она следила, как люди Эйзенрейха повели своих пленников к нескольким ожидавшим машинам, причем парней из Вашингтона сразу отделили от Притчарда. Несомненно, этим троим придется ответить кое на какие вопросы, прежде чем каждый дождется своей, лично ему уготованной участи: пуля в голову, а может, удавка на шею. Но это все — потом. А пока от них еще польза есть.

Зато Притчард утратил всякую ценность: его судьба предрешена и задержек не будет. Даже сейчас, когда поезд тронулся, Сара понимала: он уже мертвец.

* * *

Ксандр включил фары и попытался сосредоточиться на осевой линии: в наступавших сумерках впадины и повороты лесной дороги требовали повышенного внимания. Он был в дороге уже около двух часов, а, судя по карте, до Темпстена оставалось еще семьдесят миль. Пять часов назад он решил поехать из аэропорта автобусом, но сна, о котором он мечтал, не было и в помине, разум оказался слишком загружен, чтобы позволить такую роскошь. Никто и ничто его не отвлекало: ни девушка с револьвером, ни нечитаный манускрипт. Один на один со своими мыслями. Ничего приятного. И все же, пусть ненадолго, ожидание встречи с Сарой успокаивало. Ксандр не спрашивал себя почему.

Меняя план, он вышел из автобуса в каком-то маленьком городке на берегу Гудзона и купил машину — подержанный «фольксваген-кролик» на деньги, оставшиеся от Ферика. Вождение как отвлечение. Продавец объяснил, что коробку скоростей, наверное, лучше подремонтировать, развал колес подправить, чтобы вправо не заваливало, но Ксандр знал, что у него не хватит времени на выявление всех достоинств машины. Цель была одна: добраться до «Сонной лощины», не привлекая к себе внимания. Никаких бирок «прокат» и номеров для выезда за пределы штата. Продавец с великой радостью принял наличные.

Ксандр выбирал проселки сначала из соображений безопасности, хотя и понимал, что Эйзенрейху понадобится несколько часов, чтобы проследить за автобусом, добраться до автомагазина и разнюхать его след. Теперь, минуя городок за городком, он убедился, что разум не дремал. Вот уже несколько миль, как Ксандр начал узнавать места, по которым проезжал. И в небольшой деревушке Ярдли он понял, в чем дело. Где-то поблизости, милях в десяти или двадцати к западу, точно он не помнил, находилась сельская гостиница миссис Грайер, служившая ему домом в течение нескольких выходных, когда он первую зиму преподавал в Колумбийском университете, раздумывая, не бросить ли эту затею. Писалось ужасно, работалось нелепо; шли даже разговоры о том, чтобы разорвать с ним контракт. И разумеется, была Фиона. Ландсдорф, порекомендовавший этот трехэтажный постоялый двор, заявил, что он возродит в нем страсть к работе. И оказался прав. Камин, странная компания постояльцев по вечерам за ужином, один Карло Пескаторе чего стоил: он был чуднее, но и занимательнее всех. Мгновенно установившаяся дружба. И его номер на третьем этаже, ниша с окном, которая помогла вспомнить, сколь дорога и желанна ему работа. Повсюду разбросаны статьи, книги, заметки. Это навсегда останется частью его самого.

И вот судьба снова милостива к нему. Она позволяет ему вспоминать.

По мере того как солнце склонялось к горизонту, в голову забирались и другие мысли, среди которых не последняя была о том, как же далеко его занесло от того, что он знал лучше всего. От того, что любил. Так или иначе, он выучился уничтожать своими руками, обманывать глазами, цепенеть от страха и гнева, но понимал, что это оружие имеет весьма ограниченный ресурс. Оно решает всего одну задачу: помочь ему выжить, — и ничего больше, а Ксандр уже устал просто выживать. Слишком понадеявшись на это оружие, он забыл о себе. Да, идеалист исчез, но мыслитель-то остался. И если Эйзенрейх способен манипулировать идеями, давая волю хаосу, почему и ему не попробовать? Почему бы не создать собственный маленький хаос? Эта мысль наведывалась все чаще, наливалась силой — с той минуты, как Ксандр купил машину. Манускрипт, роль различных сфер, параллели, заключенные в мирах Айртона и Розенберга, — вот где его ресурсы, орудия разоблачения и разгрома людей Эйзенрейха. Он понял, что, отыскивая ответы, вел себя как дурак и слепец, не видевший возможности воспользоваться тем, что было под рукой.

Вот почему Ксандр искал место, где бы остановиться. Он устал, проголодался, но больше всего ему хотелось излить свои мысли на бумагу. Нужно связать воедино все увиденное и прочитанное, чтобы создать собственное оружие. У него мало фактов, зато целиком вся теория, и — на данный момент — этого вполне достаточно. Детали придут позже: темпстеновский проект, расписание, главный, на ком все держится, и все остальное, что отыскала Сара. Нужно верить, что у нее окажутся необходимые доказательства, которые придадут заметкам убедительности. Пока же он возведет каркас, сухой академической прозой объяснит, как можно переложить рукопись шестнадцатого века на язык заговора века двадцатого. И сделает это со всем прилежанием, чтобы придать своему труду достоверность. Гипотеза, аргументация, выводы — целая серия постоянно разветвляющихся суждений, построенных на доказательствах, получивших подтверждение по ходу разбора трактовок. И все суждения предназначены для того, чтобы подвести к одному неопровержимому выводу. Разоблачению, которое поставит Эйзенрейха на колени. Вот то, что Ксандр знал и во что поверят другие.