Первый ученик - Аня Сокол
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грань вскрытого куба звякнула. Парень изо всех сил ударил ребристой подошвой ботинка по ножке стола. Пила, взвизгнув, скользнула по столешнице. От резкого движения пистолет, лежавший на краю стола, упал на пол и отлетел куда-то к стене.
Может, Нефедов успел заглянуть в пустое нутро куба, а может, понял все так. Он никогда не был тугодумом.
– Максим!
– Гаденыш!
Они с библиотекаршей закричали одновременно, только в отличие от бабки Куратор не просто кричал, он действовал. Пила в его руке закрутилась снова.
Грош пнул мужчину по колену, тот зарычал, качнулся, но вместо того чтобы упасть, навалился на студента, взмахнув гудевшей машинкой. Грош откатился в сторону, упав на пол. Вращающийся диск зарылся в пластик скамьи, в стороны брызнули серые обломки.
Макс приподнялся и ударил Куратора в бок сцепленными руками. Но тот даже не пошатнулся и с разворота заехал парню локтем в шею. Грош всхрапнул и повалился обратно. Нефедов упал сверху, одной рукой прижимая студента к полу, а второй приближая вращающийся диск к лицу. Парень дернулся, выгибаясь, но мужчина навалился сильнее, не давая сбросить себя.
Весь мир для Грошева сосредоточился на вращающемся узком лезвии и руках, которыми он сдерживал приближение блестящей кромки. Куратор – это не сокурсник, которому приспичило набить морду. На стороне Нефедова были сила и опыт, на стороне парня – только эффект неожиданности.
Макс не питал иллюзий: одно касание, даже легкое, взрежет его кожу, мышцы, ткани до кости. Он знал, что проиграет в этом противостоянии. Будет больно. И грязно. Совсем как с отцом. Наверное, он первый сын, унаследовавший не только цвет глаз или волос, но и разрез на горле.
Один случайный взгляд за сверкающее лезвие, просто чтобы не видеть бешеного вращения. Там, с высоты шкафа со стеклянной дверцей, на него смотрел белесый череп.
Лезвие преодолело еще сантиметр. Сдерживая неизбежное, руки Макса дрожали. Куратор поднял глаза, отвлекаясь на что-то за головой Гроша. Парень в отчаянии закричал и дернул чужое запястье вбок, сместив направление приложенной силы. Это стоило ему еще одного проигранного сантиметра, и диск пилы врезался в плитку рядом с ухом парня. Один из осколков рассерженной осой впился в кожу.
Позади раздался шум, но времени анализировать не было. Один выдох, одна секунда. Макс вытянул скованные руки над плечом Куратора и, чуть повернув запястья, направил силу по дуге. Совсем как тогда в зале Императорского бункера.
Вращающееся лезвие, хрупнув плиткой, начало обратное движение. Череп шевельнулся. Грош подумал, что ему не хватит силы протащить тяжелую ношу через лабораторию. И в отчаянии бухнул в посыл все, что удалось почерпнуть, все, до чего смог дотянуться. Это было похоже на волшебство – единственное видимое проявление пси-силы. Единственное, о котором ему известно, и единственное, чему до сих пор не нашли применения. Или благополучно забыли.
Череп безымянного псионика скользнул по воздуху прямо в ладони, будто кто-то дернул за невидимую нитку.
Макс согнул руки, и кость соприкоснулась с костью, череп с черепом. Снаряд впечатался в затылок Куратора. И тот, странно крякнув, с размаху опустил голову парню на лицо. Пила снова заскребла по плитке.
Больно было адски, из носа хлынула горячая кровь. Череп, ударившись об пол, откатился под скамью. Чересчур громко стукнулся (как для пустой костяшки).
Нефедов поднял голову, из горла вырвался сиплый крик. И в этот момент на его лбу, почти у самой линии волос, появился третий глаз, только почему-то красного цвета. Диск еще несколько раз провернулся и затих. Рука, давившая на кнопку, разжалась.
Куратор открыл рот и снова повалился на Макса. Парень оттолкнул тяжелое тело, одновременно перекатываясь на живот, чтобы увидеть то же, что и Нефедов в свой последний миг. И надеялся, что не обзаведется от этого лишней дыркой в башке.
В дверях лаборатории стоял Самарский, правая рука в гипсе, в левой пистолет, на лице ни кровинки.
– Отлично, отличник. – Грошев тяжело поднялся.
– Макс, – из-за спины сокурсника выскочила Настя, ее лицо еще хранило красноватые следы слез.
За ней вошел Игрок. Или кто-то, на него очень похожий. Опухшее лицо, заплывшие глаза, рассеченный в двух местах лоб. Его руку крепко сжимала Натка. В дверь заглядывали Светка Корсакова, рыжая староста и Сенька Соболев.
– Ничего себе вы тут… – парень не договорил, лишь очумело потряс головой.
– Ага. Мы, – согласился Грошев. – А вы здесь откуда? Не то чтобы я жаловался, но все-таки.
– Письмо твое получили, – ответила староста.
– Я получил, между прочим, с камушком моим. – Сенька посмотрел на Макса.
– Восхищен вашим доверием. – Парень демонстративно прижал подрагивающие руки к груди.
– Точно, я так поверил, что отнес письмо Темычу. – Сенька отвернулся.
– А я велел идти к Куратору, – глухо сказал Самарский.
Наташка вдруг шагнула вперед и с размаху пнула мертвого Нефедыча в бок. Артем вздрогнул, рука с оружием медленно опустилась.
– Да, – подтвердил Соболев. – Мы отнесли твое сочинение на вольную тему Нефедычу. Если бы он посмеялся и сказал, что Грошев – в своем репертуаре, я бы сейчас гонял мяч на стадионе.
– Но он не сказал? – спросил Макс.
– Нет, – ответил Артем. – Он велел убираться и молчать о письме, забыть раз и навсегда, словно мы даже читать не умеем. – Самарский шумно выдохнул. – А это неправильно. Мы давали присягу. И он тоже давал. И ты, – парень указал пистолетом на Гроша, – и она, – на Настю, – и я.
– Дай сюда. – Библиотекарша выхватила оружие.
– Не надо, я сам. Куратор хотел убить студента. Сам отвечу, пусть занесут в личное дело, сам…
– Дай сюда, самец, не спорь со старой женщиной. – Ее руки, оказавшиеся неожиданно сильными, выхватили оружие. – Моему личному делу уже ничто не повредит. Как эти, – она указала на Леху и Настю, – сбежали из карцера и кто им помог – не мое дело. Пусть охрана отдувается. – Она задумалась и осторожно спросила: – Жива охрана-то?
– Жива, – выкрикнула староста, – что вы, Марья Курусовна. Мы ждали, пока все уйдут, потом с ключами возились, их не только взять надо было, но и вернуть. А потом все время обязательно кто-нибудь придет, в камеры заглянет, поболтать. – Она нервно хихикнула. – Потому и так долго.
– Пистолет у кого конфисковали?
– У сейфа, – продолжала отвечать, как прилежная ученица, Ленка. – Там, в караулке. Артем достал.
– Молодцы, – непонятно какое действие одобрила бабка. – А теперь запоминайте, вас здесь вообще не было: никого, кроме меня и Максима. Поняли? Не слышу?
Староста закивала, Натка с Косой ответили да одновременно. Игрок издал невнятный звук, который можно было толковать как угодно. Соболев фыркнул. Самарский все еще смотрел в остановившиеся глаза Старшего Куратора.