Последнее дело Лаврентия Берии - Сигизмунд Миронин

Были созданы наукограды: Томск-7 (поселок Березки), Арзамас-16, Электросталь, «Маяк» (поселок Озерск, Челябинская область). 700 тысяч ученых и десяток заводов по всей стране работали над атомным проектом. Уральскому комбинату «Маяк» во всем производственном цикле была отведена ключевая роль: здесь располагался первый промышленный реактор и шла выработка оружейного плутония.

Разведданные говорили о том, что если делать английскую урановую бомбу, то потребуется масса электроэнергии, которой после войны у страны не было. Критическая масса оружейного плутония — 11 кг (для сравнения, критическая масса высокообогащенного урана — 52 кг). Однако затраты на производство плутония примерно в 6 раз больше по сравнению с таковыми, требуемыми для получения обогащенного урана-235. Создание плутониевой бомбы было в 6 раз дороже, но для этого были мощности. Сталин потому и благословил строительство каскада электростанций на Волге, чтобы бомбу делать. Поэтому Берия решил пойти по пути создания не американского «Малыша», сброшенного на Хиросиму, а «Толстяка», сброшенного на Нагасаки.

После войны хрякоподобные марксисты пытались влезть во все науки вплоть до 1950 года. Берия напомнил Сталину о том, что это мешает делу. Поэтому в своей работе по языкознанию, вышедшей летом 1950 года, Сталин резко выступил против подминания наук марксистами и высказал (хотя и в неявной форме) свое отрицательное отношение к марксистскому тезису о классовой природе науки.

Но и после этого марксисты от науки и партаппаратчики пытались удержать в руках свое право руководить наукой. Марксисты, сидевшие в ЦК КПСС, не хотели терять свои права руководить учеными. Пока же Берии удавалось отбивать все их атаки. В конце 1952 года Берия снова не выдержал. При встрече он сказал вождю: «Товарищ Сталин, у меня создается впечатление, что философам больше нечем заняться, кроме как учить жить физиков-атомщиков и других ученых. Они пытались свалить Лысенко и получили по лбу. Потом нападки на физиологов, и снова облом, потом на очереди были химики, и опять пшик. Может, хватит? Может, пора делом заняться или хотя бы не мешать другим дело делать?»

Когда сын Жданова начал атаку на Лысенко, Берия сразу сказал Жданову-отцу, что малый зарвется и напорется на реакцию Хозяина. Берия вспомнил тогда знаменитого генетика Тимофеева-Ресовского, который уже работал у него в системе Атомного комитета. Зубр стал работать на Урале в 1947 году. Из ГУЛАГа его вытащил Берия по рекомендации Завенягина. Завенягин обещал Зубру златые горы. В 1948 году Берия дал команду А.К. Уральцу, начальнику Зубра, чтобы Зубр продолжил свои работы по генетике. «Я беседовал с одним генетиком мирового класса, — сказал он Жданову-отцу летом 1948 года. — Он у меня в атомном проекте работает и имеет кличку Зубр. Так вот, Зубр сказал, что обе стороны не правы. Все гораздо сложнее, чем у Моргана и Мичурина, и не так примитивно, как у Лысенко. Он посоветовал, пусть живут все направления, жизнь все расставит по своим местам». Зачем эмгэушники полезли в атаку на Лысенко? Он же их не трогал. Зачем они стали добиваться признания теории, в которую они уверовали, пусть, может, и правильной, административными методами? Сталин, узнав о статье генетиков в западном научном журнале «Природа», где Лысенко поливали грязью, рвал и метал: «Зачем вынесли сор из избы». Берия, поговорив тогда с Зубром, поддержал Лысенко и считал, что ничего делать не надо, а все следует оставить как есть. Любое качание лодки вызовет волну административных репрессий на противоположной стороне. После сессии ВАСХНИЛ Зубр преспокойно продолжал генетические работы на дрозофиле. Лысенко пошел бы на костер ради своей идеи. Берия тогда после заседания подошел к Жданову и сказал: «Мое мнение такое — попытка твоего сынка раздавить Лысенко не понравится Хозяину. Он любит русских Кулибиных. Даже если в теории они и не правы».

Ученые обычно забрасывали Лаврентия обилием новых терминов и слов, среди которых он интуитивно почувствовал логическую связь и вовлечение сюда новых открытий. С учеными Берия был вежлив и предупредителен. Харитону Берия ни разу не сказал грубого слова. Берия всегда предупреждал руководителей предприятий об их личной ответственности за неукоснительное выполнение задания. Берия часто поощрял в интересах дела свободу действий крупных хозяйственников в решении сложных вопросов. Жесткий контроль, исключительно высокая требовательность и вместе с тем умение создать атмосферу уверенности у руководителя, что в случае успешного выполнения поставленной задачи поддержка ему обеспечена.

Е.И. Павлов — генерал госбезопасности, он отвечал за производство компонентов водородной, а точнее, литиевой бомбы. «Вы, Павлов, потеряли большевистскую остроту», — сказал ему Берия, когда понял, что утечка о литиевой бомбе могла произойти через него. Но Павлов оказался не виноват.

19 марта, 23 часа 56 минут. Москва, Киевский вокзал

Поздно вечером Берия в спецвагоне выехал в Киев. Лаврентий ехал к Мешику, который нашел склады трофейного барахла. Он послал Мешика разгрести странную ситуацию на Украине, где местный министр Строкач, судя по всему, продолжал трофейщину, вывозя барахло из Румынии и Болгарии.

20 марта, 8 часов 11 минут. Киев

Лаврентий Павлович окончательно проснулся, лишь когда перестала его баюкать равномерная качка вагона. Утром в СВ-купе Берии принесли свежие газеты. «Правда» писала от том, что вечером по телевизору покажут из Большого театра «Ромео и Джульетту». «Как жаль, что я не увижу», — отметил для себя Берия. После чтения газет Берия стал смотреть в окно. Местность выглядела довольно грустно и однообразно. Обсаженные тополями дороги бежали среди унылых вспаханных полей, и лишь кое-где мелькали рощицы или блестела, выглядывая из-за деревьев, тусклая гладь пруда. Наконец в окне появились кварталы Киева и стал медленно подплывать центральный вокзал. На оцепленном перроне стоял генерал Мешик, назначенный министром внутренних дел Украины 15 марта на сессии союзного Верховного Совета. Его уже утвердили местные власти. После встречи Мешик повел Берию в правительственный ЗИС. Он стоял в самом углу привокзальной площади. Этот угол площади также был оцеплен милиционерами. Берия приказал немедленно ехать в министерство. Машина заурчала и двинулась по Вокзальной улице. Киев еще не оправился после войны. Довольно быстро они достигли бульвара Шевченко и повернули направо. Наконец справа показалось боковушка красивого здания национального университета, которое загораживало знаменитое основное здание университета. В царские годы основное здание всегда окрашивалось в красный цвет. Боковушка почему-то была выкрашена в оранжевый цвет. Торец университета не был виден. Машина выехала на площадь и свернула налево, двинувшись по Владимирке.

Скоро слева показалось массивное тяжеловесное здание Национального театра, выполненное в классическом стиле. Машина быстро проскочила по Владимирке до дома под номером 33. Его центральный портик был украшен полуколоннами. С боков его обрамляли два фасада, выполненные в старокиевском стиле. После слияния министерств управление госбезопасности, расположенное здесь, осталось главным отделом в МВД республики. Местное республиканское управление нового МВД ничем не отличалось от любого другого подобного учреждения и располагалось в здании бывшего управления МГБ. Длинная дубовая стойка, за которой, развалившись в кресле, сидел молодой лейтенант и проверял пропуска, отделяла закрытую для обычных посетителей внутреннюю часть управления от предбанника. Вход из предбанника в управление был организован через довольно узкую калитку в металлическом ограждении. Лейтенант хмуро осматривал пропуск и открывал калитку. Увидев Мешика, который встретил на вокзале Берию и теперь сопровождал его, лейтенант вскочил, быстро напялил фуражку на коротко остриженную голову и отдал честь. Ни слова не говоря, Берия направился к окошечку, где выписывали пропуска. Он попросил выписать ему пропуск, но капитан, скрывавший свое лицо за притененным стеклом, сказал, что ему пропуск не заказан. Тогда Берия просунул в окошечко удостоверение министра. Капитан чуть не упал в обморок. Он впервые видел перед собой живого небожителя-вождя. Мешик что-то сказал капитану, отчего тот стал похож на бледную поганку, и повел Берию к калитке. Там продолжал стоять навытяжку лейтенант. Берия сказал тому, чтобы он садился, но лейтенант как будто кол проглотил.