Люди огня - Наталья Точильникова

— Ты прекрасно знаешь, что дарует бессмертие.

— Ты видел Несотворенный Свет?

— Да, когда я был здесь впервые. А потом Ночь Духа, совпавшая с триумфом Антихриста. Я смог пройти через нее только потому, что должен был это сделать.

— Ночь Духа? После этого? — я окинул глазами сад.

— Пьер, то, что происходит сейчас в твоей душе не больше ли того, что тебя окружает?

— Да.

— И очень скоро ты сочтешь, что все это тебе приснилось, и будешь объяснять Бога самовнушением и играми подсознания, если только Господь не явится нам раньше. Со мной было несколько иначе: Аваллон казался мне потерянным навсегда, Грааль более недостижимым, а я сам бесконечно недостойным того и другого.

Перед нами раскрылась долина, заросшая белыми лилиями. Мы шли по пояс в цветах к склону холма, розовому от цветущего миндаля. Синее небо, пронзенное золотой горой и симфония ароматов. Мы набрали орехов и поднялись на холм.

В долине, посреди цветущих лугов и миндаля, словно кристалл в чудесной оправе рвалась к небу стеклянная башня, сияя как Несотворенный Свет внутри меня.

— Пьер, Олег! — Жан отдал нам свою корзину. — Донесете? Я должен войти туда. Один.

Мы возвращались к побережью. Здесь уже раскинулся огромный лагерь наших спутников: тысячи палаток в зеленой долине у кромки вод. В наших корзинах покачивались букеты лилий и ветки цветущего миндаля для наших хозяек: святой Терезы Авильской и святой Клары.

Тут до меня внезапно дошло, что миндаль пахнет синильной кислотой. Я замер на месте. Почему только сейчас? И почему так слабо? Не отвращение и боль, как на мессианском пиру Эммануила, — просто знание.

— Петр, что с тобой? — спросил Олег.

— Миндаль пахнет смертью. Синильная кислота. Мы отравили ею людей в Бет-Гуврине. А я не вспомнил. Я только сейчас понял, что это за запах.

Олег улыбнулся.

— Так радуйся! Значит стерлось. Значит прощено.

В Земной Раю Данте текут две реки: Лета, воды которой дарят забвение греховных поступков и Эвноя, воскрешающая память о добрых делах. Я словно испил воды из Леты и перешел Эвною.

В лагере нас ждали. Святая Клара поставила перед нами корзину земляники (здесь были не только яблоки). Я вспомнил фразу святого Францисска о том, что лик святой Клары подобен луне и улыбнулся. Трудно говорить о красоте святых: когда Несотворенный свет сияет в каждой черточке, черты лица уже ничего не значат.

Потом Тереза из Авилы погнала нас за водой и велела резать фрукты. Фруктовый салат с орехами и ключевая вода. А ощущение такое, словно съел вепря в пиршественном зале Вальхаллы. Я больше не покушался на местную дичь.

Жан Плантар не вернулся до заката. Опустилась ночь с ее великолепными звездами. Его все не было.

Олег взял гитару и запел:

Ночь близилась к концу. Бледнело небо. И утренний свет был, как лезвие ножа. Наш лагерь просыпался. Я вышел из палатки и умылся у ручья.

Над холмом, к западу от нас разгоралось сияние, а потом я увидел четырех зверей, поднимающихся на вершину. Я оглянулся: все встали возле своих палаток и смотрели туда же.

Справа шел золотой лев. Шесть легких крыльев было у него за спиной: два соединены над ним, словно руки в молитве, два сложены и два распростерты в стороны, как в полете. Крылья были усыпаны… сначала мне показалось, что опалами, я не сразу понял, что это глаза. Вторым был бык, подобный синему небу и его шесть крыльев исполнены глазами, как звездами ясная ночь. Третье имело человеческое лицо и мягкие звериные лапы, и тоже было крылато, и на крыльях сияли тысячи глаз. А четвертым был орел, что летел за ними.

Они миновали вершину и начали спускаться к нам. Только тогда за сиянием их крыльев, подобных свету божественной благодати и молнии Его гнева, я увидел Плантара. Он стоял, воздев вверх руки. Белые облегающие штаны заправлены в сапоги, белая свободная рубаха и белый плащ без всяких украшений накинут на плечи и застегнут фибулой с аметистом. В каждой руке он держал по чаше, сияющей подобно крыльям четырех животных, идущих перед ним.

— Смотрите! — воскликнул он. — Я принес вам Грааль. Вот деревянная чаша, та чаша, из которой пил Господь с апостолами во время тайной вечери, и в ней вино. А вторая чаша золотая, и в нее собрал Иосиф Аримафейский кровь Христову, и в ней кровь.

— Два Грааля, — прошептал я.

— Три Грааля, — сказал Иоанн Креста.

— Три?

— Сам Жан Плантар. Грааль — королевская кровь. Истинный король во времена царствования Антихриста. Святой государь последних трех лет Земли. «Удерживающий»[110], о котором писал апостол Павел. Король — священник.

— Смотрите! — повторил Жан. — Христос посреди нас! — воскликнул он, и этот крик разнесся над долиной, и люди ответили:

— Есть и будет!

Тогда Жан сблизил чаши и соединил их, и они слились в одну. И вино стало кровью, а кровь вином.

— Святая святым!

И мистические животные повернулись и пали перед чашей.

Он поднял чашу и уже собрался отпить из нее, но вдруг остановился, поднял голову и взглянул на святых.

— Пусть первыми будут те, кто более достоин. Брат Франциск! Святой Франциск взошел на холм, а Жан преклонил перед ним колени и протянул ему чашу. Потом были другие: Иоанн Креста, Тереза Авильская, святая Клара, Мейстер Экхарт, Тейяр де Шарден, многие и многие. А кровь-вино все не кончалась. И только после святых из чаши осмелился пригубить Жан. А когда она дошла до меня, я встал на колени и повторил слова того, кто погиб от моих рук:

— Кровь Христова, опьяни меня!

И свет затопил меня. Свет был внутри меня, и я был внутри света, внутри огромного бесконечного солнца, которое не сжигает, а только поднимает ввысь, наполняя неземной радостью. Несотворенный Свет объял и растворил меня. Моя свеча, моя искра коснулась вечного пламени Всевышнего и слилась с ним в едином танце огня. Изначальный Свет заполнил долину, зажигая и преображая все. Я оглянулся пораженный, я смотрел на лица и видел лик Господен. Мы прекрасны! Мы бессмертны! Мы святы!