Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд

нанесен ветром и более плотный, чем тот, что в защищенном Фефоре, а значит, больше похож на снег, с которым встретится полярная экспедиция.

Очень удобным местом для испытаний мог стать Финс, старая полярная школа Амундсена, расположенная на краю плато Хардангервидда. Сани можно было бы доставить прямо к подножию ледника по недавно открытой железнодорожной ветке Христиания – Берген. Но на выбор Скотта повлияло то, что в Фефоре, неподалеку от Лиллехаммера, где он проводил испытания раньше, ему предложили бесплатное проживание.

Как обычно, все проходило в спешке. Скотту было не до деталей, поскольку на организацию экспедиции он отвел себе всего лишь девять месяцев, тогда как большинство полярных исследователей считали, что на это понадобится как минимум два года. Скотт рассчитывал на великие научные и серьезные географические открытия, включая, конечно же, и покорение полюса. Но при этом плохо представлял, к чему именно стремится, а потому не мог сконцентрировать свои усилия на самом главном.

Большую часть снаряжения просто купили, не особенно при этом выбирая. Некоторые вещи изготовили по устаревшим образцам времен «Дискавери» или даже по более ранним стандартам. Скотт шел по старым следам, говоря словами одного норвежского писателя, «тщательно избегая опыта своих арктических предшественников».

В то время как «Фрам» модернизировали от киля до мачт, на «Терра Нова», корабле, который в итоге выбрал Скотт, разве что «смахнули пыль» с поручней. Похоже, что единственным объяснением такого небрежения была нехватка средств. Но при этом на судне оборудовали дорогой ледник, чтобы везти в Антарктику с ее бесчисленным поголовьем тюленей огромные запасы баранины, а древнюю ручную помпу так и не заменили, подвергая корабль опасности, а команду – риску гибели.

К тому времени были опубликованы работы Пири и Аструпа, не говоря уже о книгах Свердрупа «Новая Земля» и Амундсена «Северо-Западный проход» с их убедительными аргументами в пользу применения собак. Трудно сказать, читал ли их Скотт, но если и читал, то явно проигнорировал написанное. Со времен «Дискавери» собак он терпеть не мог. Все еще обвиняя этих животных в своих неудачах, Скотт даже на секунду не мог вообразить, что в чем-то был виноват сам. Затем, в середине 1909 года, он вдруг осознал, что моторные сани вряд ли помогут ему на протяжении всего пути к полюсу, а следовательно, потребуется другой транспорт. И тогда он решил взять пони, потому что так сделал Шеклтон.

Это стало одним из наиболее эксцентричных эпизодов полярных исследований.

Шеклтон тоже был сбит с толку неудачным использованием собак на «Дискавери» и пришел к выводу, что, невзирая на множество аргументов со стороны полярников, собаки в снегах бесполезны. Идею о лошадях ему подал Армитаж, который в свое время брал их в экспедицию Джексона – Хармсворта к Земле Франца-Иосифа. Он еще во время экспедиции «Дискавери» в Антарктику постоянно убеждал Шеклтона в их несомненной ценности.

Скотт видел только одно: Шеклтон почти достиг полюса! Но он не понимал истинных причин успеха своего недруга. А ведь опыт Шеклтона ясно показал, что пони не смогут перенести сурового климата Антарктики. Они не в состоянии идти по леднику: копыта проламывают наст, а из-за веса этих животных им очень трудно помогать. Последний пони Шеклтона закончил свои дни в одной из расщелин задолго до подъема на Полярное плато-.

Но самым серьезным возражением против лошадей было то, что в Антарктике для них нет корма. Из растительности там время от времени встречаются лишь мхи и лишайники. Весь фураж нужно везти на корабле. Антарктика с огромным количеством тюленей и пингвинов идеально подходит для существования плотоядных животных. Лошади, в отличие от собак, не могут выжить на этой земле.

Скотт копировал не только методы Шеклтона – он хотел взять в свою экспедицию людей из его команды. Например, он предложил работать на него Джозефу (позже – сэру Джозефу) Кинзи, агенту Шеклтона в новозеландском Крайстчёрче. Кинзи неохотно, но согласился. Также стало известно, что Скотт пытался привлечь к сотрудничеству Дугласа Маусона.

Маусон (позднее сэр Дуглас Маусон), австралийский геолог, в свое время работал в составе партии под руководством соотечественника Скотта, профессора Эджеворта Дэвида, которая достигла Южного магнитного полюса и добавила блеска достижениям Шеклтона. Когда Маусон в январе 1910 года приехал в Лондон, Скотт с помощью Кэтлин постарался лестью склонить его к участию в своей экспедиции. Но Маусон отказался. Более того, у него сложилось мнение, что Скотт пытается украсть его идеи. И тогда он решил организовать собственную антарктическую экспедицию. Скотт был удивлен и раздосадован.

Следующим объектом пристального внимания Скотта стал Фрэнк Уайлд, который был с Шеклтоном на рекордно южной отметке и мог показать путь почти до самого полюса. Встретив его на одном из лондонских приемов, Скотт прямо там попытался завербовать его в свою команду. Но Уайлд когда-то был матросом на «Дискавери» и не раз сталкивался с военно-морской дисциплиной Скотта, поэтому теперь никакая лесть не могла его обмануть – он наотрез отказался. Скотт умолял его так эмоционально, что на них стали оглядываться посторонние люди. Он сулил Уайлду деньги и продвижение по службе. Но тот был непреклонен – он уже пообещал в следующий раз плыть с Шеклтоном. Это был очень болезненный удар для Скотта. Их вражда с Шеклтоном привела к тому, что мнения членов команды «Дискавери» также разделились. Уайлд был всецело на стороне Шеклтона.

Тем не менее Скотт заполучил двух человек, побывавших в экспедиции на «Нимроде»: механика Бернарда Дэя и найденного в последний момент геолога Рэймонда Пристли, ставшего позднее сэром Рэймондом и ректором Университета Бирмингема.

Но больше всего Скотту нужен был Уилсон – его гид, советник, спаситель и второе «я», миротворец с «Дискавери». Конечно же, Уилсон согласился. За последние два года их общения Скотт дал ясно понять, насколько нуждается в своем старом товарище, и поэтому Уилсон немедленно откликнулся на присланную им телеграмму. «Скотт… как человек стоит того, чтобы с ним работать, – написал он своему отцу. – Мы хотим провести научные исследования скорее для оправдания путешествия на полюс, нежели из-за их реальных результатов».

Уилсон стал руководителем научной группы и пригласил доктора Джорджа Симпсона, метеоролога, которого Скотт в прошлый раз отказался взять в экспедицию на «Дискавери» из-за личной неприязни. Теперь Симпсон имел большой авторитет как сотрудник Индийской метеорологической службы. Остальные ученые из группы Уилсона оказались преимущественно выпускниками Кембриджа: австралийский зоолог Гриффин Тейлор, канадский физик Чарльз Райт, биологи Деннис Лилли и Эдвард Нельсон и, наконец, сам Уилсон. В результате местная газета назвала это почтенное собрание «экспедицией Кембриджа и Адмиралтейства».

Хотя атмосфера некомпетентности и импровизации, уже знакомая по плаванию «Дискавери», была характерна и для этой экспедиции, за прошедшие годы произошел заметный всплеск общественного интереса к Антарктике, что в некоторой степени сказалось на уровне членов команды. Главная заслуга в этом принадлежала Шеклтону, который превратил антарктические исследования в интеллектуальное и уважаемое занятие. Отчасти это произошло благодаря тому, что уровень ученых в экспедиции Шеклтона был на порядок выше, чем в команде «Дискавери». В результате интеллектуальный калибр тех, кто сейчас хотел присоединиться к Скотту, был намного крупнее, а количество добровольцев оказалось просто огромным. В общей сложности заявления на участие в экспедиции подали около восьми тысяч человек самых разных типажей и способностей.