Лестница в небо. Диалоги о власти, карьере и мировой элите - Михаил Хазин

Макиавелли с предельной доходчивостью объясняет читателям эту разницу:

«Чезаре Борджа многим казался жестоким, но жестокостью этой он навел порядок в Романье, объединил ее, умиротворил и привел к повиновению. И, если вдуматься, проявил тем самым больше милосердия, чем флорентийский народ, который, боясь обвинений в жестокости, позволил разрушить Пистойю2. Поэтому государь, если он желает удержать в повиновении подданных, не должен считаться с обвинениями в жестокости. Учинив несколько расправ, он проявит больше милосердия, чем те, кто по избытку его потворствуют беспорядку. Ибо от беспорядка, который порождает грабежи и убийства, страдает все население, тогда как от кар, налагаемых государем, страдают лишь отдельные лица» [там же, с. 104].

Милосердие обычного человека — пощадить провинившегося, ведь о такой пощаде узнает лишь ограниченное число людей, и никто не будет рассчитывать на следующую пощаду. Высшее милосердие человека Власти (говоря языком Макиавелли) — покарать даже невиновного [341], чтобы вселить страх в сердца остальных. Путь человека Власти — это всегда выбор наименьшего зла с целью предотвратить большее; но это всегда выбор зла, поскольку Власть всегда подразумевает ущемление интересов отдельных людей ради могущества властной группировки. Сознательно творить зло, но не для собственного удовольствия, а лишь для предотвращения еще большего зла [342] — вот что такое доблесть!

Практик. Помните, что я говорил про хирургов и офицеров? Они‑то такие проблемы решали каждый день, и задолго до Макиавелли. Знать, что такое настоящая жестокость, может только тот, кто сам сталкивался с жестокостью необходимой. Умение отличать одну от другой и есть доблесть!

Читатель. Я правильно понял, что эта самая доблесть и есть источник Власти?

Теоретик. И да, и нет. Доблесть действительно является источником Власти; но не «эта самая», о которой мы до сих пор говорили, а другая, к которой мы сейчас перейдем. Надеюсь, вы помните, что задачей Макиавелли было найти источник долговременной Власти, превосходящей продолжительность жизни любого правителя? Доблести отдельного государя для этого недостаточно, и ограничься Макиавелли открытием своего «макиавеллизма», мы знали бы его сегодня как теоретика морали, но не теоретика Власти. Однако Макиавелли пошел дальше и совершил другое открытие, надолго опередившее время:

«Такие же пороки и доблести, о которых я рассказываю применительно к отдельному человеку, бывают и у республик, примером чего могут служить римляне и венецианцы» [там же, с. 438].

Читатель. Доблесть — у целых республик?! Погодите‑ка, а это не то же самое, что ибн–хальдуновская асабийя? Та тоже приобреталась полной опасностей жизнью и способствовала основанию династий…

Теоретик. Разница между Макиавелли и Ибн Хальдуном заключается в слове «республика». Ибн Хальдун не знал примеров стабильных и процветающих республик (в своих странствиях он так и не добрался до Венеции); Макиавелли жил в такой республике1. Ибн Хальдун мог полагать свой закон смены асабийи мул- ком абсолютным; Макиавелли строил свою теорию на 500–летней истории великого Рима. Поэтому ибн–хальдуновская асабийя утрачивается уже в первом поколении династии; а вот макиавел- лиевская доблесть может сохраняться на протяжении веков. Так что доблесть Макиавелли — это следующий шаг в понимании Власти, это открытие нового, неведомого Ибн Хальдуну явления:

«Если рассмотреть, каково было начало Рима и какое устройство он получил от первых законодателей, то не покажется удивительной великая доблесть, хранимая его гражданами на протяжении… веков и позволившая этой республике завладеть огромными территориями» [там же, с. 140].

В отличие от асабийи, которую создавшие государство племена обречены потерять, доблесть (по крайней мере, в Риме) может сохраняться на протяжении веков, если устройство государства будет тому способствовать. Макиавелли вступает в заочный спор с Ибн Хальдуном: для достижения величия мало открыть источник власти; нужно еще обнаружить те способы, которые обеспечат его сохранение на протяжении веков. Что толку от асабийи, если она все равно будет потеряна внутри городских стен? Сохранить ее и преумножить в виде доблести — вот о чем должен заботиться мудрый правитель!

Настоящее открытие Макиавелли, спрятанное от большинства глаз за его «Государем», заключается именно в этом: доблесть не даруется судьбой, а представляет собой особый навык, который может быть сформирован как у отдельного человека, так и у большого числа граждан. Те государства, устройство которых поддерживает формирование доблести, будут могущественны и стабильны; ну а остальные, как итальянские города–государства времен Макиавелли, обречены терять земли и терпеть многочисленные перевороты.

Какие же способы предлагает Макиавелли для формирования доблести у граждан? Напомним, что основное отличие доблести от морали заключается в том, что доблестные решения принимаются исходя из интересов государства («общего блага», как часто пишет Макиавелли), моральные же — из интересов отдельного лица. В силу этого ключевым моментом в формировании доблести становится сама возможность отдельного гражданина действовать в интересах государства, принимая участие в государственных делах. Обеспечить такую возможность может лишь республика (res publica — «общее дело»):

«Но еще большее удивление вызывает величие Рима, которого он добился, освободившись от царей. Причины этого нетрудно понять: не частные интересы возвеличивают государство, а общее благо. Заботятся же об общем благе одни только республики… Если же принимаемые меры затрагивают кого‑либо из частных лиц, большинство остается на стороне общего интереса и заставляет предпочесть его вопреки мнению немногих обиженных. Обратное происходит, когда во главе города стоит государь; чаще всего то, что он делает для себя, ущемляет граждан, а то, что делается для них, невыгодно ему. И тогда гражданская вольность сменяется тиранией, наименьшее зло для такого города — это остановка в его развитии… А в том случае, когда волею судеб объявится некий доблестный тиран, который благодаря своему воинственному духу и воинской доблести расширит свои владения, республике от этого не будет никакого проку, потому что он делает это для себя и не может вознаградить никого из достойных и мужественных граждан, порабощенных им, так как в противном случае будет вынужден их подозревать…» [там же, с. 270-271].

Какой сюрприз для читателей, знающих Макиавелли по сокращенной версии его книги (одному только «Государю»)! Оказывается, «враг рода человеческого» ни в грош не ставит единоличную власть и считает ее прямой причиной утраты доблести [343]! Оказывается, только республика, в противовес повсеместной тогда во всем мире царской власти, способна обеспечить долгосрочное величие государства!2