Лестница в небо. Диалоги о власти, карьере и мировой элите - Михаил Хазин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начнем наши поиски с простого вопроса: какое из двух сочинений Макиавелли более полно отражает его теорию власти? В самом начале «Государя» Макиавелли пишет: «Я не стану касаться республик, ибо подробно говорю о них в другом месте» [Макьявелли, 2002, с. 59]. Этим «другим местом» принято считать «Рассуждения», действительно частично посвященные республиканскому Риму. Но вы уже знаете (из заголовка), что «Государь» был написан в 1513 году [332], а «Рассуждения» только в 1517–м. Ссылаться в 1513 году на работу 1517–го Макиавелли мог только в одном случае: если в 1513–м она уже существовала хотя бы в набросках. Тенненбаум [2012] указывает, что «Государь» писался наскоро (Макиавелли еще питал надежды вернуться на службу [333]) и представлял собой выжимки (относительно единоличного правления) из общей рукописи, которая и стала в конечном счете «Рассуждениями». Вот и первая находка: в полном виде теория Макиавелли изложена вовсе не в «Государе», а в «Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия».
Двинемся дальше. Какую теоретическую (а быть может, даже практическую) проблему решает Макиавелли в своем главном труде? Зачем он вчитывается в историю древнего, еще республиканского Рима [334], сравнивая события давно минувших дней с современной ему историей Италии? Ответ на этот вопрос хорошо известен: Макиавелли, не мысливший себя вне политической деятельности [335], больше всего на свете хотел гордиться родной Италией. К восстановлению ее величия призывал он потенциальных читателей своего «Государя» (глава 26 так и называется — «Призыв овладеть Италией и освободить ее из рук варваров»); о величии Рима писал он едва ли не на каждой странице «Рассуждений». Казалось бы, имея перед глазами блистательный пример Римской республики, правители Италии должны были в точности знать, что им нужно сделать для восстановления былого величия. Но нет, огорчается Макиавелли:
«Мы, однако, не сыщем государя или республику, которые следовали бы примеру древних во внутренних учреждениях, поддержании власти, управлении царством…» [Макиавелли, 2002, с. 139].
Почему же успешный опыт Римской республики оказывается невостребованным? Макиавелии полагает, что причина этому — фаталистическое отношении к жизни:
«Я знаю, сколь часто утверждалось раньше и утверждается ныне, что всем в мире правят судьба и Бог, люди же с их разумением ничего не определяют и даже ничему не могут противостоять; отсюда делается вывод, что незачем утруждать себя заботами, а лучше примириться со своим жребием» [Макиавелли, 2002, с. 129].
Для современников Макиавелли (напомним, что жили они 500 лет тому назад, и с тех пор многое изменилось) понятия «судьба» (фатум) значило нечто иное, чем для нас с вами. Приведем характерную цитату из книги Скиннера [336] [2009]:
«Один из участников [литературного кружка, куда входил Макиавелли], Антонио Бручиоли, позже будет вспоминать в своих "Диалогах", что участники постоянно обсуждали влияние фатума на жизнь республик — как республики возносились к собственному расцвету, как сохраняли свободу, как постепенно наступал упадок и неизбежный конец» [Скиннер, 2009, гл. 3].
Вы можете представить себе современных интеллектуалов, постоянно обсуждающих «влияние судьбы» на что бы то ни было?! А вот во времена Макиавелли это было в порядке вещей. Судьба, фатум понимались тогда не как случайность («судьба — не судьба»), а как синоним предустановленного (например, Богом) порядка вещей, который человеку не дано изменить. Сегодня место «судьбы» в рассуждениях интеллектуалов заняли «законы природы», и вот про них мы уже можем спорить до бесконечности.
Итак, большинство в эпоху Макиавелли полагает, что, быть Италии великой или нет, зависит исключительно от судьбы, а не от усилий отдельных людей. Задача Макиавелли — опровергнуть это господствующее заблуждение, показать, что величие Рима не случайно, а прямо следует из его государственного устройства и того, что мы сегодня назвали бы «культурой». Иными словами — найти настоящей и долговременный (Римская республика просуществовала около 500 лет) источник Власти.
Читатель. Раз вы об этом пишете, можно догадаться, что Макиавелли такой источник нашел. Причем это не «путь обмана», который был известен еще китайцам, и не банальная жестокость. Кроме того, хотя Макиавелли читали миллионы, про этот источник ни один из них не обмолвился. Признаюсь, вы меня заинтриговали!
Теоретик. Чтобы заинтриговать вас еще сильнее, добавлю, что этот источник не может быть свойством одного человека, будь он хоть самый государственный Государь. Чтобы просуществовать 500 лет, Власть должна опираться на что‑то, распределенное среди многих людей [337]. Вот те начальные условия, с которыми Макиавелли приступает к созданию своей теории.
Первым шагом теоретика на пути к источнику Власти всегда было сравнение успешных властителей с неудачниками. Делает этот шаг и Макиавелли: в 6–й и 7–й главах «Государя» он сравнивает государства, «приобретаемые собственным оружием или доблестью», с государствами, «приобретаемыми чужим оружием или милостью судьбы». Если приобретение и сохранение Власти никак не зависит от усилий отдельных людей, разницы между стабильностью таких государств не будет (а если и будет, то в пользу вторых — у них «милость судьбы» наличествует с самого начала); но на деле ситуация иная: