Загадки истории. Франкская империя Карла Великого - Андрей Домановский

Последующие события показали, что Стефан ІІ нисколько не ошибся в своих расчетах. Два похода Пипина III Короткого в Италию в 754 и 756 гг. помогли не только остановить агрессию Лангобардского королевства, но и создали условия для окончательного разрыва Рима с Константинополем, позволившие Папе решиться на создание светского государства римских пап, так называемого «патримония святого Петра» или Папской области. Византия утратила эти земли, равно как и остатки символического контроля над Папой римским навсегда, Запад европейского христианского мира решительно отделился от Востока. Пипин же получил взамен не только установление относительно прочного мира на юго-востоке своих владений и возможность сосредоточиться на юго-западном направлении, направившись покорять Аквитанию. Главным было изменение международного статуса франкского короля, который один из многих варварских государей того времени возвысился до короля, связанного особыми отношениями с Папой Римским, покровителя Рима и заступника Святой Церкви, светского защитника всех христиан Запада.

Успел ли он сам, его окружение, далекие и близкие соседи осознать этот новый высокий статус, открывающий многообразные и далеко идущие перспективы? Не похоже на то. Ведь после экспедиции в Италию в 756 г. Пипин III больше не оказывал военной поддержки наместнику св. Петра, несмотря на то, что лангобарды во главе с их очередным королем Дезидерием (756–774) продолжали свое давление на Рим, а сменивший Стефана II Папа Римский Павел I (757–767) неоднократно обращался к королю франков за поддержкой. Показательны формы обращения, к которым прибегал при этом наместник престола св. Петра, и к которым остался глух его адресат: «Да хранит и благословит Господь Ваше царствование, Вас, могучего, храброго и мужественного государя, ибо на Вас и потомков Ваших смотрим мы с надеждой и упованием, и это дает нам уверенность как сегодня, так и завтра». При этом Пипина III Папа Павел I характеризует в следующих выражениях: «Муж праведный, поступающий по заповедям непреложно и непорочно, хранимый Господом государь и защитник христиан Пипин из благочестивого царствующего семейства Пипинов, ведомый перстом Божьим и апостолами его, тотчас откликающийся на глас вопиющих к нему о помощи и защите». По крайней мере, в последних словах этой характеристики римский первосвященник ошибся – франкский правитель остался глух к его мольбам.

Последнее десятилетие своего правления первый король династии Каролингов провел в покорении Аквитании, уделяя мало внимания вопросам международной политики, хотя и завязав после 757 г. некоторые сношения с византийским императором Константином V. С 757 по 767 гг. франки и византийцы обменялись рядом делегаций и даже обсуждалась возможность женитьбы сына василевса Византии по имени Лев (будущий императора Лев IV Хазар (775–780)) на дочери франкского короля Гизеле. Однако далее переговоров дело не продвинулось. Поднимались в дипломатическом общении с Византийской империей и богословские вопросы, в частности, остро стоявшая в восточной империи проблема борьбы с почитанием икон. В 767 г. был даже проведен собор франкских епископов для обсуждения этого вопроса, на который прибыли византийские богословы. Однако его решения нам неизвестны. Можно лишь предположить, что западные священники заняли более взвешенную и традиционную позицию, отличную от господствовавшего на тот момент в Византии огульного иконоборства. Это, безусловно, свидетельствует о возросшем авторитете франкского короля, но вряд ли является признаком его особого, исключительного статуса в западнохристианском мире. Исключительным явлением может быть признано, пожалуй, только прибытие зимой 767/768 гг. в Мец послов Багдадского халифа Аль-Мансура (754–775) из династии Аббасидов, старший брат которого Абуль-Аббас ас-Саффах (750–754) сверг династию Омейядов в Дамаске. Продолжатель фредегаровой «Хроники» сообщает: «…королю было возвещено, что его посол, которого он ранее отправил к королю сарацин Амормуну[22], вернулся спустя три года в Марсель и привел с собой посольство упомянутого короля сарацин Амормуна с многочисленными дарами. Когда об этом стало известно королю, он отправил навстречу своих послов, которые их с почтением встретили и препроводили в город Мец перезимовать… он отправился к своей супруге в Шамтосо, повелел сарацинскому посольству, которому указал зимовать в Меце, явиться к себе в крепость Шамтосо. И сарацины подарили там те дары, которые передал Амормун. Король в ответ одарил подарками вестников, присланных к нему, и приказал их проводить с великими почестями до Марселя. Сарацины морским путем вернулись в отчизну». Можно лишь догадываться о том, какую цель преследовало это посольство из далекой восточной страны. Скорее всего, правитель Багдада хотел заручиться поддержкой франкского короля в борьбе против последнего представителя Омейядов Абд-аль-Рахмана I (756–788), создавшего в Кордове независимый эмират. Однако это лишь весьма правдоподобная, но все же догадка. Неоспорим же сам факт того, что Франкское королевство именно с правления Пипина III Короткого окончательно стало видимо и слышимо во всех концах средиземноморской ойкумены.

Карлу Великому досталось от отца мощное дипломатическое наследие и прочная международная позиция, которую молодой король и впоследствии император франков усилил и надежно укрепил не только в своих многочисленных войнах, но и благодаря умелой и разносторонней внешней политике. Восторженную характеристику дипломатических успехов короля и императора Карла приводит в своем труде Эйнхард, сообщающий, что франкский монарх весьма любил чужеземцев, и при его дворе постоянно обреталось немалое их число, настолько значительное, что их достойное содержание даже несколько обременительно не только для дворцового хозяйства, но для государства в целом. Особое внимание биограф Карла уделяет двум направления: отношениям с арабским Багдатским халифатом Аббасидов и контактам с Византийской империей. Им обоим посвящены достаточно пространные абзацы в биографии Карла, а Византия к тому же упоминается в нескольких местах сочинения. Однако наибольшее внимание Эйнгарда заслужил, безусловно, халиф Харун ар-Рашид (786–809), названный в «Жизни Карла Великого» «Аароном, королем персов» и известный современному читателю благодаря выдающемуся памятнику средневековой арабской и персидской литературы – сборнику сказок «Книга тысячи и одной ночи». В значительной степени это обусловлено для биографа Карла двумя моментами. Во-первых, под владычеством Аббасидского халифата находились христианские святыни, прежде всего Иерусалим с Гробом Господним, знаковые для паломников. Карл Великий, который неустанно пекся о Церкви в своей державе, не мог не уделить внимание также христианам за пределами франкского государства. «Заботясь о помощи бедным, – сообщает Эйгард, – он (Карл – прим. автора) посылал доброхотную милостыню многим нуждающимся христианам, будь то в пределах его королевства, будь то даже в странах заморских: Сирии, Египте, Африке, Иерусалиме, Александрии или Карфагене. Именно ради этого он стремился к дружбе с иноземными государями».

Второй причиной интереса Карла к мусульманскому Ближнему Востоку была, согласно тексту Эйнгарда, любовь правителя франков к разным восточным диковинкам. Третьей причиной, которая должна была способствовать налаживанию контактов между багдадским халифом и франкским монархом, было наличие общих врагов: Византийской империи на Востоке и Кордовского эмирата Омейядов на Западе.