Чужой - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элизабет нашла первый вечер очаровательным, а первую ночь восхитительной... В самом деле, всю предшествующую ночь она не сомкнула глаз. Покой долины, где слышатся лишь пение птиц и шум реки под окном, очень способствовал отдыху. В последующие дни все было так же. Добровольная изгнанница поддалась очарованию своего пристанища и внимания, которым ее окружали. Она сопровождала мадам де Варанвиль в поле, на огороды, во фруктовые сады, обычно верхом на Роллоне, одном из коней своего отца, которого приютили в конюшне замка. Иногда она гуляла с маленькими девочками и мадемуазель Летелье по окрестным местам, хорошо ей знакомым. Белина предпочитала помогать на кухне Мари Гоэль. Больше всего девочки любили гулять по берегам Сэры. В другое время Элизабет музицировала с Викторией, которая уже довольно хорошо играла на арфе, или вышивала, сидя рядом со своей крестной. Роза задумала выполнить огромную работу: вышить гобелены для обивки прекрасных старинных кресел большого зала. Элизабет с радостью приняла в этом участие. Одним словом, она всячески стремилась заполнить до предела свои дни, чтобы к моменту отхода ко сну сильно устать и уснуть, как только голова коснется подушки.
Такой образ жизни, все время на людях, позволял ей избегать думать о том, чего она больше всего боялась. Она чувствовала себя как человек, потерпевший кораблекрушение, достигший берега после изнурительной борьбы с волнами и теперь наслаждающийся эгоистичным счастьем, что он цел и невредим, но твердо знающий, что однажды он испытает большое сожаление о корабле, который поглотила морская пучина... Кроме того, в своих собственных глазах и в глазах хозяев дома она выглядела почти героиней. Это давало ей ощущение полета над всей земной мерзостью, где воздух чище и небо просторнее.
Однажды утром, проснувшись, она услышала крики чаек. Босиком Элизабет подошла к окну, открыла его и увидела, что небо заволокли тучи. Сильный ветер гонял их из стороны в сторону. Жгучее воспоминание о доме охватило ее, и она не могла ему сопротивляться.
Чаек часто можно было наблюдать в Тринадцати Ветрах. Она любила следить за их полетом. Иногда вместе с отцом они просиживали часами на берегу.
Гийому казалось, что эти белые странницы могли перенести его в далекие времена детства, в порт Квебек или на берега Святого Лаврентия, где он любовался ими или бросал им корм. Он, конечно, рассказывал дочери о тех временах, и понемногу чайки вошли в семейную историю дома, который как бы протягивал им руки с берега. В Варанвиле ничего этого не было. Если чайки поднимались вверх по реке и залетали вглубь суши, это было плохим признаком, значит, на море была плохая погода. Как Элизабет, убежавшая от бури, разразившейся в Тринадцати Ветрах, птицы искали тишины и покоя. Только когда стих сильный ветер, они вернулись к морю... Тогда Элизабет горько оплакивала утраченный дом, разбитую жизнь. Ей стало всего недоставать, особенно отца. И она никак не могла понять, ненавидит ли его больше прежнего или любит. Одно было ясно: она очень сердилась на него за то, что он вынудил ее уехать и ничего не сделал, чтобы удержать. Возможно, он был даже рад, что она избавила его от враждебного присутствия? И потом, эта тишина. Варанвиль – остров молчания... Никакие слухи не долетали сюда, а если и долетали, то ей ничего об этом не говорили. Одним словом, Тринадцать Ветров, расположенный на расстоянии едва одного лье, был так же далеко отсюда, как если бы находился на другом берегу Атлантики. Прилет чаек был первым отзвуком, который посылало небо.
Поэтому, когда карета доктора Аннеброна проехала по дубовой аллее парка, Элизабет испытала такую радость, что бросилась ему навстречу с риском попасть под карету. За что ей достался целый залп ругательств ее седока:
– Какая дура, Господи! Куда ты летишь, сломя голову?
– Но мне очень хотелось вас видеть...
– Мне тоже. Иначе я сюда не приехал бы. Расскажи мне, как ты живешь?
– Как человек, у которого все отняли! – сказала она с такой горечью, что доктор встал и нежно обнял ее за плечи.
– Никто у тебя ничего не отнимал. Особенно что касается чувств, а в остальном ты сама решила сжечь мосты. Знаешь, они там не очень счастливы.
Этот жалобный тон вызвал у девушки грустную улыбку, но тем не менее не дал ей забыть о своих горьких переживаниях:
– Они получили по заслугам! Никто их не вынуждает терпеть это позорное положение!
– Кого ты имеешь в виду? Мальчиков?
– Конечно. Они могли бы последовать моему примеру.
– И явиться к мадам де Варанвиль с оружием и с багажом, а вслед за ними мистер Брент, Потантен, мадам Белек, Лизетта и вся остальная прислуга?
Не дожидаясь ответа, он рассмеялся:
– Какой ты еще ребенок, несмотря на твой серьезный вид! Ты же не думала, что Тринадцать Ветров тут же опустеют, и твой отец... и твоя кузина останутся там в мрачном одиночестве?
– Почему бы и нет! Рано или поздно это их ожидает. Эта женщина – дьявол! Кстати, она в самом деле ждет ребенка? Как врач, вы должны это знать.
– Она отказывается от осмотра, но в данной ситуации она, вполне естественно, мне не доверяет. Все, что я могу сказать, это то, что симптомы беременности у нее есть: усталость, тошнота, бледный, почти зеленый цвет лица. Правда, похожее недомогание может объясняться и нервным срывом, так как живется ей и в самом деле несладко. Твой отец с ней не разговаривает, Адам отворачивается, как только ее видит, Артур, по всей видимости, не знает, каким богам молиться. Все ее общество составляют влюбленный в нее мистер Брент и Китти, которая продолжает пробовать все то, что ей подают к столу...
– И она мирится с этим? Значит, у нее нет никакого самолюбия...
– Нет, гордость ее не пострадала, но она набралась терпения и выжидает. Она думает, что после рождения ребенка все изменится. Тогда твой отец женится на ней, и она будет счастлива.
– Счастлива? С человеком, который ее не любит? Это безумие.
– Нет. Просто она уверена в своей красоте, в своем очаровании, во всем том, что делает ее желанной женщиной. Кроме того... и это самое важное, она в самом деле страстно любит его, уверенная в том, что сможет внушить ему это чувство.
– Никогда это не удастся ей! – воскликнула рассерженная Элизабет.– Он любит тетю Розу, я в этом более чем уверена.
– Абсолютно с тобой согласен, тем более что он мне в этом признался. Только... это – мужчина, вступивший во вторую половину своей жизни. А у такой красивой молодой женщины есть неотразимое оружие. Ты поймешь, о чем идет речь, через три или четыре года. Но если хочешь знать мое мнение, то я тебе скажу: хлопнув дверью, ты оказала прекрасную услугу своей сопернице, именно так ее надо называть! Ты была ее злейшим врагом. Твой уход развязал ей руки... Даже если все домашние и против нее.
Вместо того чтобы вернуться к замку, они пошли к аллее, где их никто не мог увидеть. Какое-то время они шли молча. Пьер Аннеброн ожидал реакцию на свои слова. Элизабет размышляла. Вдруг она остановилась.