Чужой - Жюльетта Бенцони

– Не прикасайтесь ко мне! Я не вынесу...

– Элизабет, прошу тебя! Успокойся! Я уверен, что это неправда.

– Вы тоже считаете меня лгуньей? – произнесла позади него Лорна слишком мягким голосом. – Как вы можете с такой уверенностью отрицать свои действия?

– Я ничего не отрицаю, но если это правда, почему вы мне ничего не сказали, когда я к вам зашел? Правда состоит в том, что вы любой ценой решили остаться здесь, и ваша так называемая беременность очень похожа на то, как несчастные женщины, осужденные на эшафот, пользуются этим предлогом, чтобы оттянуть, по крайней мере, свою казнь...

– Повторяю еще раз, я не была уверена, но... у меня было недомогание, очень характерное... По этой причине я заставила себя подождать...

– Правда это или ложь, не имеет значения, – отрезала Элизабет, не спуская глаз с отца. – Все, что я хочу знать, так это вашу вину в сложившейся ситуации. Так или нет? Короче, она – ваша любовь?

«Да» Лорны и «нет» Гийома прозвучали одновременно, и девушка презрительно улыбнулась.– Нужно было настроить ваши скрипки! Так «да» или «нет»?

– Нет, – твердо ответил Гийом. – Любовница – это женщина, которую мужчина любит достаточно сильно, что дает ей право владеть его сердцем и чувствами. Твоя кузина не может претендовать на это звание. Теперь... я все же должен сказать тебе правду. В течение только одной ночи, слышишь, только одной ночи, которую я провел в Овеньере, мы... потеряли разум. Может быть, виновата буря... она добавилась к незабываемым воспоминаниям. Я потерял голову и не перестаю об этом сожалеть. Ты слишком молода, чтобы понять... такого рода отношения.

– Моя мать была моложе, однако и она не допускала их. Я начинаю понимать... О Боже! Я чувствовала, что эта женщина принесет нам несчастье, и вы позволили ей совершить преступление: разрушить нашу семью. Хорошая работа... достойная дочери Ричарда Тримэйна!

– Я не вижу, почему я разрушила семью? – заметила Лорна. – Мне кажется, наоборот, я ее увеличиваю.

На этот раз Артур заставил ее замолчать.

– Вам следовало умереть со стыда, – сказал он, – а вы упиваетесь злом, которое совершаете...

– Как великолепно мужчины друг друга поддерживают! Артур! Вы мой брат и тем не менее встаете на сторону вашего отца? Конечно, я виновата, – добавила она с саркастическим смешком. – В ту знаменитую ночь я изнасиловала невинного...

– Я никого не извиняю, но не позволю сделать свой трофей из большого несчастья других! Элизабет права: этот ребенок, если он существует на самом деле или если он появится в срок, нанесет семье непоправимый вред.

– Вам очень идут эти слова, – с издевкой произнесла молодая женщина, – сами-то вы, сами-то вы здесь принесенный извне член семьи.

– Конечно... Однако я знаю свое место. Здесь моя семья, я ее люблю и хочу ее защитить!

– Мы все тебя любим, Артур, и ты это знаешь! – сказала Элизабет. – Мне никогда не придет в голову путать тебя с твоей... полусестрой. Однако ты должен согласиться, что я не могу выносить такое положение! Что вы собираетесь делать, отец?

Расстроенный и сбитый с толку Гийом грузно опустился на стул. Все происшедшее было ужасно, он не осмеливался даже смотреть на Лорну, так как боялся не сдержаться при виде ее наглой улыбки...

– Не знаю! Я должен подумать... и найти приемлемое для всех решение...

– Все зависит, что вы под этим понимаете, – сказала Лорна. – Если вы хотите прибегнуть к таланту доктора Аннеброна или мадемуазель Леусуа, то знайте, я не позволю больше никому из них прикоснуться ко мне. Я хочу сохранить этого ребенка!

Незаслуженное оскорбление, брошенное по отношению к его друзьям, вернуло мужество Тремэну. Он презрительно пожал плечами.

– Это вся благодарность, которую вы им адресуете за то, что они с такой преданностью вас лечили? Действительно, только дочь вашего отца может думать так. У нас аборт – преступление, и они оба отвергли бы его с ужасом. В этих сложных обстоятельствах я вижу одно только решение: устроить вас, куда вы захотите. В Париже, например, поскольку вы его так любите. У вас будет свой дом, и я обеспечу вашу жизнь...

– ...до тех пор, пока один из многих мужчин не влюбится в меня и не предложит свою руку и состояние, как когда-то сделал дорогой сэр Кристофер?

Она расхохоталась, будто произнесла удачную шутку.

– Как мало у вас воображения, мой дорогой Гийом! История может повториться, не так ли? Спокойный уголок и женщина, переживающая свой грех в набожном уединении или в распутстве? Большое спасибо! Это не для меня! Я не из тех, кого можно отшвырнуть. Не забывайте, что из-за нашей встречи я никогда не стану герцогиней! Это заслуживает уважения...

– Тогда что вы хотите? В конце концов не...

– Да! Чтобы вы женились на мне! Это – единственное решение, если вы не хотите, чтобы весь свет узнал о ваших подвигах! Попробуйте меня удалить отсюда тем или иным способом. И все, кто чего-нибудь стоит в этой округе, получат письмо с просьбой помочь несчастной племяннице, соблазненной и брошенной своим дядей... Газеты, кстати, тоже!

Это было уже слишком. Взбесившийся Гийом буквально впился в горло молодой женщины и судорожно сжал его.

– Не толкайте меня на крайности, Лорна! Есть еще и другое решение: убить вас.

Но Артур и мистер Брент сумели заставить его выпустить добычу. Он отпустил ее, подошел к столу, взял графин, намочил салфетку и провел ею по лицу. В этот момент он вскипел. Сердце его колотилось с удвоенной силой... Однако Лорна немного пришла в себя, отпив вина, предложенного Джереми. Она была очень напугана.

Это было видно по ужасу в ее глазах, когда она подняла их на Гийома, снимая высокое ожерелье с камеей, которое оставило отпечаток на ее шее.

– Простите меня, – прошептала она. – Я... я не хотела... говорить такие вещи!.. На сегодняшний вечер хватит, позвольте мне уйти! Завтра поговорим... более спокойно. Дайте вашу руку, мистер Брент! Артур, пойдем тоже!

Он засуетился. Прошел, извинившись, мимо Элизабет, неподвижной и прямой, не проронившей ни звука во время этой сцены, но в глубине ее глаз светился холодный и безжалостный огонь. Она всем сердцем сожалела о том, что Лорна избегла наказания, которому хотел подвергнуть ее Гийом. Если бы он ее убил, она всеми силами постаралась бы ему помочь избежать последствий. Теперь же было слишком поздно! Женщина была невредима и будет жива и, что очень вероятно, выиграет партию, потому что Элизабет не верила в ее раскаяние, вырванное в момент ужаса.

Голос Гийома доносился будто очень издалека, когда он вздохнул:

– Я думаю, правда, лучше, если мы немного отдохнем. Говорят, что утро вечера мудренее... и завтра...

– Завтра, отец, я покину этот дом.

– Что ты говоришь?