Коридоры власти - Чарльз Сноу

— Всего-то и нужно: не пускать кого попало к кнопке да помнить прописные истины, — бушевал Сэммикинс.

Роджер поднялся, на потолке качнулась огромная сутулая тень.

— А больше, значит, никто прописных истин не помнит?

— Они решают нашу судьбу, — храбрился Сэммикинс.

— Думаешь, до нашей судьбы больше никому дела нет?

— Наверно, есть.

Уверенности у Сэммикинса заметно поубавилось. Настал черед Роджеру повысить голос.

— Убирайся! — рявкнул он.

Роджер слишком долго сдерживался — мы успели поверить в его железные нервы. Выплеск ярости потряс, обескуражил; нет — напугал. Хриплый, натужный крик заполнил комнату. Роджер набычился и медленно, боком пошел на шурина.

Я вскочил с дивана. Я не знал, как предотвратить драку. Сэммикинс строен и ловок, но Роджер фунтов на пятьдесят тяжелее и силен как медведь. Он схватил Сэммикинса, встряхнул и бросил так, что тот распластался по стене и медленно сполз на пол, точно плащик, у которого вешалка оторвалась. Несколько секунд он сидел на корточках, мотая головой, и явно плохо соображал, где находится и что это за люди вокруг собрались. Затем одним пружинистым прыжком, выдавшим спортсмена, принял вертикальное положение и застыл прямо, почти не качаясь. Впечатление было, что он пытается сразить Роджера взглядом. Каро оказалась между мужем и братом, последнего схватила за руку.

— Ради всего святого, уходи.

— Ты хочешь, чтоб я ушел? — оскорбленным тоном уточнил Сэммикинс.

— Ты должен уйти.

Сэммикинс вздернул подбородок и направился к двери. Уже в проеме обернулся и начал было:

— Каро, нам надо будет увидеться…

— Вон из моего дома! — взревел Роджер. — Вон, я сказал!

Каро брату не ответила. Приблизилась к Роджеру, и они вместе, единым семейным фронтом, стали слушать нетвердые шаги вниз по лестнице.

На следующий день я заглянул к Роджеру в кабинет. Роджер сидел за столом и делал вид, что любые рассказы о его давешней вспышке суть досужие домыслы. Холодно, почти сварливо он потребовал устного обзора прессы — снова не мог заставить себя взять в руки газету.

— Ничего особенного не пишут, — ответил я.

— И то ладно. — Щека, сведенная нервной судорогой, разгладилась, голос стал мягче. Роджер успокоился слишком легко — так ревнивец хватается за каждую утешительную подробность, так подробности хватает на вдох, не более.

Одна газета сообщала о заседании заднескамеечников и ученых, которое закончилось ссорой последних. Вот, пожалуй, и все.

Как всегда бывает с ревнивцами, утешительная новость через минуту стала поводом для детективного расследования: кто конкретно присутствовал на заседании? Где заседание проходило? Газета была ультраконсервативная, ультраконсерваторы — враги. Роджер догадывался, кто слил информацию. Этот тип, приторно любезный, уже писал ему, уверял, что полностью на его стороне. Он что же, переметнулся? Я покачал головой:

— Не волнуйтесь, он по-прежнему с нами. Просто информация имеет цену, а газета имеет деньги.

Роджер выдохнул и нехорошо прищурился.

— Настанет время, когда таких, как он, пинками из парламента погонят.

Я заикнулся про ученых — дескать, узнать бы фамилии. Нет, Роджера фамилии не интересовали. Его только одно интересовало: парламентские настроения. Я ушел, он остался растравлять себя догадками, кто эти заднескамеечники и как они проголосуют.

Впрочем, мне было не легче. Дебаты начинаются в понедельник после обеда. Голосовать будут во вторник вечером. Нужно выдержать еще целых четыре дня. Я взял папку из корзины для входящих документов. В папке оказался доклад. Почерк — великолепный, формулировки — точнейшие. Но читать не хотелось.

Работать — тоже. Некоторое время я предавался мрачным мыслям. Позвонил Маргарет, спросил, нет ли новостей, сам не зная, что конкретно хочу услышать.

Раздался стук в дверь. Не в ту дверь, что открывается в приемную, к моим секретарям, откуда приходят посетители, а в ту, что открывается в коридор, то есть практически вообще не открывается. Вошел Гектор Роуз. Кажется, за все время совместной работы это был его второй визит без предупреждения.

— Дражайший Льюис, я готов тысячу раз просить у вас прощения за то, что столь беспардонным образом прервал ваш труд…

— Ничего похожего на труд вы не прервали.

— Нематериальный характер отдельных ваших занятий отнюдь не означает, что их нельзя прервать. — Роуз бросил взгляд на пустой стол, на стопку папок в корзине для входящих, чуть скривил губы. Сарказм из холодного стал ледяным. — В любом случае, любезный Льюис, прошу прощения за то, что, возможно, сбил вас с ценной мысли.

Хоть мы и проработали с Роузом столько лет бок о бок, я не представлял, как реагировать на каждый отдельный образчик его предупредительности. Молодые остряки из казначейства, уверенные, что Роузу на службе недолго осталось, а значит, их домашние заготовки пропадут втуне, утешились софизмом, который по популярности превзошел бы упреждающий некролог на грозного босса: «У кого-то хорошая мина при плохой игре, а у нашего Роуза — целое минное поле».

Наивные!

Роуз выдал еще несколько цветистых извинений и наконец сел. Взглянул на меня блеклыми своими глазами и произнес:

— Полагаю, вам следует знать, что вчера вечером судьба, по всегдашней своей ироничности, дала мне повод встретиться с нашим другом доктором Броджински.

— И где же вы встретились?

— Как ни странно, это произошло в кругу небезызвестных нам с вами политических деятелей.

Я моментально вспомнил газетную статью.

— Значит, вы там были!

— Откуда вам известно?

Я упомянул газету.

Роуз улыбнулся со снисходительной учтивостью.

— Не нахожу целесообразным чтение данного издания.

— Но вы там были?

— Я, любезнейший Льюис, именно этот факт силюсь до вас донести.

— Как вы получили приглашение?

Еще одна снисходительная улыбка.

— Я поставил себе соответствующую цель.

На сем Роуз отбросил велеречия и в лаконичнейших выражениях изложил суть дела. Броджински, не теряя надежды восстановить оппозицию против политики Роджера, задействовал связи со знакомыми из числа тори. Он не стал снова нападать на Роджера в открытую — теперь он предпринял атаку косвенную, то есть напал на Уолтера Люка. Постсуэцким реликтам из ультраправых Броджински внушил, что именно данный Люком совет заставил Роджера принять ошибочное решение. И вот группка реликтов пригласила Броджински отужинать. Заодно, из ложно понимаемой вежливости, был приглашен и Уолтер Люк. Гектор Роуз сам добился приглашения.