Слепой Орфей - Александр Мазин

– Стойте! Я согласен!

Мрачный замок истаял. Прямо из него, из воздуха, из булыжников мостовой, из грубо отесанных плит нависающей стены – проступили очертания и цвета совершенно других вещей. Мостовая обратилась ковром, из серого воздуха проявилась хрустальная многоярусная люстра. Чуть позже проявился потолок, стены…

Стежень с некоторым удивлением обнаружил себя в просторной комнате, скорее даже зале, а не комнате, у края длинного стола под тяжелой скатертью, а рядом – двух мужчин в военной форме. Причем на погонах обоих красовались большие генеральские звезды. И сам Стежень тоже был в такой же форме и с генеральскими погонами (Стежень не видел, но знал) на плечах. Один из военных что-то сказал.

– Что? – переспросил Стежень. Военный повторил. Голос его казался неестественно монотонным, как бы обесцвеченным.

– Приказом министра вооруженных сил вы отстранены от должности. Новый командующий будет здесь через три часа.

– Хорошо,– кивнул Стежень и тут же понял, что эта реплика возникла еще до его появления в этом зале.

– Хорошо. Не препятствуйте ему.

– Вы обещали мне… – тем же монотонным голосом начал генерал.

– Да,– перебил его кто-то внутри Стежня.– Ни о чем не беспокойтесь. Можете идти.

Оба генерала синхронно козырнули, повернулись и покинули зал.

Но Стежень продолжал видеть и чувствовать их, даже когда они оказались за дверью. Их и еще множество людей. Он…

– Глеб!

Зал растворился. Сквозь него вновь проступили серые стены и угловатая громада замка. И тот, что увел Марину, оборотень,– с лицом, закаменевшим в усмешке. А между Стежнем и Неизвестным – некое существо, гибрид живого тела, камня и металла. Маленькое, не более метра в высоту, но ужасающее и невероятно смертоносное. Оно напоминало… пулю. Драться с ним было бессмысленно.

– Глеб!

Справа, в шаге от Стежня, стояла Елена.

Обнаженная, с распущенными волосами, карминной помадой на губах, блестящей загорелой кожей – она казалась неуместно живой в этом тусклом мире. Живой и прекрасной.

Стежень невольно взглянул на Марину, все еще опиравшуюся на руку Неизвестного, и возлюбленная показалась Глебу бесплотной и невыразительной тенью. Стежень почувствовал, как в груди вновь поднимается ярость.

Он снова повернулся к Елене, но ничего не успел сделать.

– Возьми его,– произнесли карминные губы.

Маленькое существо вскинуло ручки цвета расплавленного золота. Стежень сжался…

Но удар был направлен не на него. Смертоносная крошка метнулась к Неизвестному, тот с почти неуловимой глазом быстротой отшатнулся, заслонился Мариной.

Стежень даже не успел испугаться за нее. Существо стремительной осой обогнуло девушку, подпрыгнуло и вцепилось в грудь Неизвестного, чье сходство с Сермалем сразу исчезло. Теперь он более походил на черный бесформенный вихрь, вздувающийся и опадающий так быстро, что глаза Стежня начали слезиться. Он поспешно отвернулся… и не узнал Елену.

Лицо превратилось в уродливую маску боли. Стежень увидел, как она медленно откидывается назад… Глеб успел подхватить ее, легкую, почти невесомую.

– Ленка! – Он так испугался, что даже забыл о Марине.– Ленка! Держись!

Он поспешно искал точки, входы, через которые можно слиться с ней, оттянуть на себя опасность.

Что-то мелькнуло в полузакрытых глазах женщины. Шевельнулись губы…

И вдруг тело ее налилось тяжестью. Так внезапно, что Стежень не сумел его удержать. Оба они упали на камни.

Сверкнуло золото – сильный толчок отбросил Стежня в сторону: малышка из металла и хрусталя (живого тела больше не было) припала к груди Елены. Как ребенок – к матери.

– Ленка, не надо… – прошептал Стежень.

«Уходи,– шевельнулось в мозгу.– Уходи, пожалуйста… Глебушка…»

И Стежень ушел. Взял Марину за руку, холодную, как лед, оттолкнулся и поплыл вверх, в серое небо. И чем выше он поднимался, тем синее становилось вокруг. Но Стежень не чувствовал себя победителем. Потому что там, внизу, осталось распростертое на камнях тело с припавшим к нему крохотным чудовищем. Навсегда…

Лену хоронили в воскресенье. Хоронили просто, без отпевания. Людей пришло неожиданно много. Стежень не знал почти никого. Даже отца Лены, мрачного старика с неистребимой военной выправкой,– видел в первый раз. Кирилл рассказал Глебу, что предлагал оплатить похороны, но старик отказался. Игоев не настаивал. Какая разница? «Счастье, хоть ты жив,– сказал он Стежню.– Спасибо Марине».

Да, спасибо Марине. Если бы Глеб был в лаборатории один, то хоронили бы и его. Когда, услышав крик, Игоев, Ласковин и Фрупов вбежали в лабораторию, сердце Глеба уже не билось. Еще пять минут – и его уже не вытащили бы. Кричала Марина.

Сейчас она стояла рядом, крепко держась за локоть Стежня.

А с другой стороны возвышался Кирилл, огромный, в длинном черном пальто. Будто невзначай он поддерживал Глеба с другой стороны. Стежень всего полтора часа назад встал с постели. Позади них, тяжело опираясь на черную трость, стоял Виктор Рыбин. Он прилетел утром. Из Сермалевых учеников на похороны больше никто не пришел.

Гроб опустили в землю. Комья земли глухо ударяли в крышку.

– Пусть тебе будет хорошо там… – прошептал Глеб и почувствовал, как пальцы Игоева крепче сжали его руку.

Прощание закончилось. Прощавшиеся понемногу расходились. Некоторые собирались вокруг отца Лены. Те, кого пригласили «помянуть». Игоева и Стежня не пригласили.

Подошел Андрей Ласковин. Постоял рядом молча, глядя в землю, потом сказал:

– Жаль, что так вышло. Такой, видно, день… неудачный.

Он не знал, как было. В свидетельстве о смерти было написано: «инсульт». А Стежень даже Кириллу рассказал не все. Так что Андрей не знал. Но, возможно, догадывался.

– Поеду,– сказал Ласковин.– Меня жена ждет, у нее сегодня спектакль. Выздоравливай, Глеб. Если что, Кирилл знает, где меня найти.

И пошел. Невысокий, аккуратный… Посторонний.

– Пойдем и мы,– проговорил Игоев.– Все уже кончилось.

Но он ошибся.