Суворов - Андрей Богданов

Однако Суворов знал, что обороняющиеся — люди, а русская штыковая атака волшебным образом действует на противника, лишая его воли и сбивая прицел. Подавляющие массы наступающих, плохая видимость в темноте и клубах порохового дыма, плотный точный огонь по всему, что стреляет, на вспышку, в то время как защищающиеся не могут ответить, пытаясь попасть в тех, кто карабкается к ним со штыками… Дружный натиск, в сочетании со всеми качествами, которые Александр Васильевич воспитывал в офицерах и солдатах, мог изменить науку крепостного штурма. Начать следовало не с изучения камней и орудий, а с главного — с боевого духа войск.

2 декабря 1790 г. решающее подкрепление явилось к русским полкам из обледенелой степи в лице двух всадников на казачьих лошадках. Это были Суворов и его ординарец Иван. Так гласит легенда. Правда заставляет уточнить, что появился Суворов в сопровождении мушкетеров Фанагорийского и Апшеронского полков, на судах Галацкой военной флотилии. Сути дела это не меняет. Увидав полководца, армия поняла, что Измаил будет взят «сразу, приступом». Суворов еще не произнес ни слова, как судьба крепости была солдатами решена. В день своего приезда он осмотрел местность, придвинул полки к Измаилу, приказал доставить продовольствие голодным войскам и начать заготовку штурмовых средств. Неприступную твердыню «без слабых мест», сообщил Александр Васильевич Потемкину, возьмем, пожалуй, «дней через пять» (Д II. 617).

«Глазомер! — говаривал он в таких случаях. — Сие есть быстрый обзор всех предметов для примерного определения числа и величины их… Увидел неприятельский лагерь, местоположение — и поздравил себя с победой!» Это была не похвальба. Накормленные, бодрые войска, тренируясь брать специально возведенное подобие укреплений Измаила, знали, что Суворов «решил овладеть этой крепостью, либо погибнуть под ее стенами». Слов «отступление», «ретирада», утверждал полководец, я не знал «во всю мою жизнь, как не знал и оборонительной войны».

Диспозиция Суворова на штурм Измаила была необыкновенно, чрезвычайно для его приказов подробна (Д II. 620–621. С. 528-535). Перед штурмом войска закладывали 4 батареи по 10 полевых орудий с укрытыми от огня ходами сообщения. Прикрывающие строительство батальоны должны были, сменяясь, лежать строем каре, с полковыми орудиями и конными резервами. Перед штурмом с полуночи до 6 утра все батареи и 8 бомбардирских кораблей, подойдя «в самую ближнюю дистанцию», вели огонь по определенным точкам укреплений.

На штурм русские войска шли со всех сторон крепости, пятью колоннами на суше и тремя десантами с Дуная, на паромах, шлюпках и баркасах. В голове каждой колонны с ее командирами шли стрелки и рабочие со всем необходимым инструментом для прокладки войскам дороги в зависимости от разведанных укреплений. Каждой колонне были точно обозначены цели начала штурма и дальнейшего продвижения. Тыл колонн охраняли кавалерийские резервы. Они должны были войти в город, когда передовые стрелки и саперы откроют ворота, а пехота будет драться на укреплениях.

Суворов предвидел, что жесточайший бой начнется в городе, после взятия валов, бастионов и пороховых складов. «Всему войску строжайше запрещается, — приказал он, — взойдя на вал, никому внутрь города не бросаться и быть в порядке строя». Потеряв строй, солдаты лишались своего главного преимущества и потонули бы в толпах турок. Наступление в город от каждой колонны начинал, строго по приказу, один батальон. При атаке в город следовало «крайне беречься, чтобы нигде не зажечь, не сделать пожара» и избежать взрыва скрытых пороховых складов. «Христиан и обезоруженных отнюдь не лишать жизни, разумея то же о женщинах и детях»!

В дополнение к диспозиции Суворов приказал каждой колонне, помимо конного, иметь по два и три батальона резерва. «Обоз поставить в вагенбурге, за четыре версты, в закрытом месте», то есть и лагерь русский должен быть защищен при любом повороте событий. Из войск, первоначально оставленных для его охраны, Суворов сформировал шестую колонну, выделив ей точные цели атаки. Масса офицеров, бывших без команд, и даже придворные рвались в бой. Суворов, приказывая командирам быть впереди, понимал, что они понесут потери, и распределил волонтеров офицерского звания во все колонны.

Перед самым штурмом в темноте начальники колонн должны были лично «с присутствием духа» разведать пути до крепостного рва. Солдаты ждали штурма в 300 саженях от рва лежа. Для согласования времени атаки всем командирам следовало сверить «карманные часы» — это был первый в истории приказ такого рода. Общий сигнал к атаке давался сигнальными ракетами. Для того чтобы ракеты не вспугнули турок, их следовало пускать перед рассветом из разных мест каждую ночь. Но за 15 минут до сигнала колонны и десанты могли начать скрытное выдвижение, для этого и нужны были точные часы. «Хотя всю ночь употребить на внушение мужества», — приказывал Суворов, но атаку следовало начать тихо.

Победа любой ценой была полководцу противоестественна. «Солдат дорог! — говорил он. — Мне солдат дороже себя». И неприятель, хотя басурман — тоже человек. На военном совете было решено «приступить к штурму неотлагательно». Однако, всегда «соблюдая долг человечества», Суворов дозволял туркам сложить оружие, «дабы отвратить кровопролитие и жестокость» (Д II. 623). Предложение почетной капитуляции от 7 декабря он сопроводил доступным каждому объявлением: «Сераскиру, старшинам и всему обществу. Я с войском сюда прибыл. 24 часа на размышление для сдачи — и воля; первые мои выстрелы — уже неволя; штурм — смерть. Что оставляю вам на рассмотрение».

История сохранила гордый ответ турок: «Скорее Дунай остановится и небо падет на землю, чем сдастся Измаил!» Срок ультиматума вышел. Утром 9 декабря состоялся военный совет. Генералы «все единогласно, видя невозможность по позднему годовому времени продолжить осаду и почитая постыдным победоносному Ее императорского величества оружию отойти от крепости, положили быть приступу».

На военном совете Суворов не зря «требовал от каждого их мнения». Постыдным считал отступление он сам — другие русские генералы и фельдмаршалы отступали многократно. В данном случае ситуация была на стороне Александра Васильевича. Австрия, запуганная Пруссией, позорно вышла из войны с Портой. Суворов и его «шеф» Потемкин внимательно следили за процессом австрийской измены, но помешать предательству не могли. Европейские державы объединились, чтобы лишить Россию ее завоеваний на юге. Пруссия, Франция, Англия и Голландия поддерживали турок, требуя от русских передать «дело мира» в их руки.

Как обычно, единственными верными союзниками России оставались ее армия и флот. В конце июня нелюбимый Суворовым генерал Н.В. Репнин с 30-тысячной армией разгромил 80-тысячное войско великого визиря Юсуф-паши в битве при Мачине, повторив, в меньшем масштабе, подвиг Александра Васильевича при Рымнике. В августе из войны была выбита Швеция; на Черном море адмирал Ушаков потопил турецкий флот. В сентябре 40-тысячная турецкая армия была разбита на Кубани. В октябре русским сдались на Дунае крепости Килия, Тульча и Исакча. В ноябре все нижнее течение Дуная было в наших руках, кроме крепости Измаил. Суворов понимал, что желание Екатерины II и Потемкина взять Измаил не означало утверждения России на Дунае. Это был лишь способ заставить турок пойти на мир, оставив за Россией Крым, Кубань, Очаков и земли до Днестра.