Сильные. Книга 2. Черное сердце - Генри Лайон Олди

Будешь и дальше прятаться за чужие спины, сильный?

Костяной лук-чудовище я помнил еще по Кузне. Нюргун наложил стрелу на тетиву. Поднял тяжелый взгляд к небесам. Я бы такой взгляд не поднял, надорвался. В зрачках моего брата пульсировали, рвались на волю черные дыры.

— Нет, — сказал я ему. — Я сам.

У дяди Сарына отвисла челюсть. Он не верил тому, что видел. А видел дядя Сарын, как усохший слабак шагает вперед и отодвигает Нюргуна в сторону. Огромного Нюргуна. Доспешного Нюргуна. Самого лучшего Нюргуна.

А что? Обычное дело.

И Нюргун послушно отступил.

Лук. Мой лук. Вот, в руке.

Стрела.

Золотая бабка. В небе.

Слепит. Пляшет.

Глаза!

Тру, моргаю. Пла̀чу навзрыд.

Мелькает. Мелькает. Мелькает.

Пропала. Не вижу.

Вижу.

Не вижу!

Позже я тысячу раз переживал во сне свой звездный час, будь он проклят. Переживал заново, как впервые. Вспоминал наяву. Поднимал и опускал лук, моргал, рычал, ругался на чем свет стоит. Стрелок, я был боотуром. Для боотура все просто. А для того, кто вспоминает... Со временем, барахтаясь в памяти, как в паучьем колодце, я уверился: нас было двое, Юрюн-боотур и Юрюн-слабак. Одному требовалось всадить стрелу в вертлявую искру. Другой же бубнил ему под руку, давал советы, мучился сомнениями, думая, что помогает, но это вряд ли.

Иногда мне кажется, что я разговаривал с самим собой, как в детстве говорил с Нюргуном, прикованным к столбу. Уж не знаю, помогло ли это Нюргуну освободиться, но перетерпеть плен — да, помогло.

Вихрь. Взметнулся.

Летит!

Вверх летит! К моей искорке!

Это не вихрь, мой дорогой, мой сильный Юрюн. Это Тонг Дуурай. Помнишь: «Я надеюсь, что ты — умный малый. Что ты уедешь вовремя. Умные малые — редкость среди сильных, а мы с тобой поняли друг друга...»? Великан ждал своего часа и дождался. Считай, все разъехались, Бури Дохсуна, главного соперника, больше нет; остальные — так, мелочь. Слабаки! Бури нет, зато есть Нюргун. Нюргун здесь! Если ты, Юрюн, отметил чудовищность костяного лука в руках брата, то уж Тонг наверняка обратил внимание на лук и сделал правильные выводы. Нюргун вступил в спор, а значит, следует торопиться. Отступить? Состязаться? Стрелять первым? Шиш вам, крутой оплеванный шиш! Зачем рисковать промахом, позором, когда можно взять и схватить? Взлететь и сграбастать золотой сыагай? Никто об этом не подумал, а Тонг Дуурай подумал. В сыагае — ду̀ши и разум Жаворонка? Отлично! И пусть теперь Сарын-тойон попробует не отдать дочь в жены хитроумному Тонгу! Кому нужна бездушная, безмозглая кукла? Да и тело, оставшись без душ, долго не протянет. Хочешь, не хочешь, Первый Человек, а придется тебе решать в нашу пользу!

Это и впрямь было похоже на вихрь. Плюясь синим огнем, Тонг Дуурай крутнулся волчком. Плоть великана размазалась, превратилась в бешено вертящийся смерч, и адьярай прянул ввысь.

У всех адьяраев есть короткие пути. У нижних — под землю, у верхних — за облака̀.

Летит! Схватить хочет! Забрать!

Жаворонок!

Не отдам!

Люблю. Люблю. Очень люблю!!!

Золотой высверк — сыагай в небе. Стальной высверк — наконечник стрелы. Высверк красной меди — накладка на луке. Слова, которые истинный боотур умрет, а не произнесет вслух — мы произносим их вместе, Юрюн-слабак и Юрюн-сильный. Кричал я тогда? Шептал? Какая разница, если три сверкающих блика — цель, стрела, лук — слились в один, и от меня в небо протянулась сияющая нить. Золотой волос надежды — ты видишь, папа? Нет, ты правда видишь? Нить связала мои ду̀ши с душами Жаворонка, и стрела ушла в полет.

— Куда? — завопил дядя Сарын за миг до выстрела. — Куда ты метишь, балбес?!

Я не ответил. Я знал, куда мѐчу, и знал, что не промахнусь.

Впрочем, Тонг Дуурай тоже кое-что знал. Из недр смерча выпросталась когтистая лапа. Она схватила оленью бабку, сомкнула пальцы вокруг добычи, уведя ее с того места, где бабка только что была — и в Тонгов кулак вонзилась моя стрела, с треском расколов сыагай на четыре части. Кулак разжался, распахнулся красным цветком о пяти лепестках — и три золотых обломка упали с неба в мою подставленную ладонь.

Три.

Не четыре.

Удар стрелы подбросил четвертый обломок вверх. Уверен, он тоже упал бы в ладонь — по-другому и быть не могло! — но я недооценил Тонга. В последний момент великан успел взмахнуть левой, уцелевшей рукой, поймать беглеца на лету — и рвануть в зенит.

Вор! Ворюга!

Украл! Удирает!

Очень плохой! Убью! Верну!

Тут мне-усохшему и добавить-то нечего. Мне и сейчас мерещится, что вторая стрела сорвалась с тетивы быстрей, чем легла на нее. Извините за грубость, но из песни слова не выкинешь, а я всегда предпочитал говорить правду...

Прямо в задницу, кэр-буу!

Адьярай извернулся ужом, подброшенным в воздух. Сперва я решил, что стрела лишь задела похитителя. Царапина, пустяк, боотур и не заметит! Но с небес рухнул дикий, отчаянный рев, полный боли и ярости. От великана отделился кусок плоти, брызжа кровью, кувыркнулся вниз...

Моя стрела превратила жеребца в мерина.

Тонг метнулся следом за утраченным достоинством. Не знаю, был ли он знаком с Уотовыми братьями, способными пришить что угодно к чему угодно, но потерю Тонг догнал, схватил, для чего ему пришлось разжать пальцы здоровой руки...

И четвертый, последний кусок сыагая присоединился к трем другим.

Я не смотрел на небо. Не слушал проклятий улетающего Тонга. Дрожа от возбуждения, я видел, как обломки срастаются, превращаются в единое целое. Значки-муравьи, испещрившие сыагай, пришли в движение. Золото потекло, плавясь. Чудо! — оно осталось прохладным, когда я ждал ожогов. Солнечная капель пролилась меж пальцев, ушла во влажную, жирную почву; впиталась, исчезла.

Жаворонок глубоко вздохнула. Моргнула, прижала руки к груди. На лицо ее возвращались краски. Не помню, как я оказался рядом. Подхватил, не дал упасть.

— Я... Я спала?

— Может быть.

— Мне снилось: ты...

— Победа! Честная победа! Я отдаю свою любимую дочь Туярыму Куо в жены Юрюну Уолану, сыну Сиэр-тойона и Нуралдин-хотун! Слово Первого Человека — камень и железо! Да будет так!

Над нами гремел торжествующий голос Сарын-тойона, я тонул в заплаканных, счастливых глазах Жаворонка — и не обратил внимания, что из-за дальних сопок объявился новый всадник. В последнее время все ехали отсюда, он же ехал сюда.

Дядя Сарын подошел к нам.