Тайная полиция в России. От Ивана Грозного до Николая Второго - Чарльз Рууд

надел на голову раму от царского портрета и кричал: «Теперь я государь!» Одесситы говорили о еврее, который якобы бахвалился перед русскими знакомыми: «Мы, евреи, дали вам Бога, а теперь дадим и царя». Носились ложные слухи о надругательствах, совершенных иноверцами над православными святынями.

В ответ на демонстрации под революционными лозунгами начались так называемые «патриотические» манифестации с церковными хоругвями и царскими портретами. Их организовывали духовенство, патриархальное купечество и местная администрация. В некоторых городах произошло лобовое столкновение противоположных шествий, в других — вооруженные отряды, укомплектованные членами нелегальных партий, обстреливали своих противников. Зачастую «патриотические» манифестации, возбужденные призывами своих вожаков, перерастали в погромы. Крестьяне, проживавшие вблизи еврейских местечек, следовали примеру горожан. Они громили торговые лавки и жгли хутора, арендуемые евреями.

Общее количество погромов не поддается точному определению. Максимальные цифры, названные современниками, — 660 населенных пунктов, подвергшихся разгрому, 4 тыс. убитых и 10 тыс. раненых. По нашим подсчетам, основанным на материалах Департамента полиции, Министерства юстиции, прессы и других источников, с 18 октября по 1 ноября 1905 г. погромы прокатились по 358 населенным пунктам (108 городам, 70 посадам и местечкам, 180 деревням). Погибли 1622, были ранены 3544 человека. Эти данные не являются исчерпывающими. По числу погибших на первом месте стояла Одесса (по неполным данным, 618 убитых и 561 раненый), за ней следовали Екатеринослав (соответственно 88 и 231), Киев (68 и 301), Томск (68 и 86), Кишинев (53 и 67), Минск (52 и 100), Баку (51 и 83). Большинство перечисленных городов переживали не первый погром. Однако погромы произошли и в городах, находившихся далеко за чертой еврейской оседлости, — в Курске, Твери, Ярославле и др.

Октябрьские погромы не совсем правильно принято называть еврейскими. Нам удалось установить национальную принадлежность примерно 2/3 пострадавших. Евреи составляли 58,4 % убитых и 46,2 % раненых. Остальные погибшие были русскими, украинцами, белорусами, армянами и т. д. Еврейское население было лишь одним из объектов нападения. Другими мишенями являлись все, кого погромщики, зачастую без всяких оснований, причисляли к врагам самодержавного строя. Ими могли быть демократически настроенные интеллигенты, либеральные общественные деятели, учащиеся высших и средних учебных заведений. Это хорошо видно, например, из телеграммы жандармского подполковника Субботина о событиях в Нежине: «Народ всех русских демократов ловил по улицам, выводил из квартир, заставлял публично становиться перед портретом, присягать, а в процессии идти и петь гимн. Народ рыдал. Евреи не присутствовали».

Неизбежно вставал вопрос о персональной ответственности за взрыв насилия в октябрьские дни. Либеральная пресса писала по горячим следам: «Самая грандиозность всероссийской организации контрманифестаций со всеми их возмутительными вариантами доказывает, что это дело властной руки, имеющей возможность распоряжаться государственными, но не слабыми частными средствами». В оппозиционных кругах укрепилось мнение, что «властную руку» к погромам приложил товарищ министра внутренних дел, заведующий полицией генерал-майор Д.Ф. Трепов.

Дмитрий Федорович Трепов был одним из четырех братьев, каждому из которых в свое время довелось занимать высшие административные посты. Он окончил Пажеский корпус, служил в лейб-гвардии, но его настоящим призванием было полицейское дело. Товарищи по Пажескому корпусу вспоминали, что «любимым занятием Д.Ф. в юные лета была игра в «городовые». Он расставлял игрушечные фигурки, разводил их на посты, ловил при их помощи воров, арестовывал членов преступных организаций». Сохранилось множество анекдотов о трагикомичной страсти Тренева к порядку и его усердии не по разуму. В 1896 г. он стал московским обер-полицмейстером, а в начале 1905 г. появился в Петербурге, где должен был получить назначение в действующую армию на Дальнем Востоке. Перед отъездом из Москвы на него было совершено неудачное покушение. Тем не менее в Петербурге он любил описывать порядок и спокойствие, которые благодаря его трудам царили в древней столице.

После 9 января 1905 г. в правительственных сферах чувствовалось смятение. Считалось, что князь П.Д. Святополк-Мирский доказал свою неспособность справиться с ситуацией. Подыскивали решительного генерала, который должен был объединить усилия по борьбе с революционным движением. После того как перебрали ряд кандидатур, влиятельный придворный А.А. Мосолов предложил своего родственника Трепова. Его поддержал министр императорского двора В.Б. Фредерике. Была учтена близость бывшего обер-полицмейстера к московскому генерал-губернатору великому князю Сергею Александровичу. Царский дядя телеграфировал своему протеже: «Все понимаю, мысленно с вами, помоги и храни вас Господь. Сергей». 11 января 1905 г. Трепов занял пост петербургского генерал-губернатора, в апреле он был назначен товарищем министра внутренних дел и командиром корпуса жандармов. По сути он имел гораздо больше власти, чем министр А.Ф. Булыгин.

Манифест 17 октября положил конец карьере Трепова. Его недоброжелатели утверждали, что бывший временщик не мог смириться с этим и решил «хлопнуть дверью» перед уходом. Однако данная версия не учитывает изменения позиции Трепова в последние дни перед манифестом. 14 октября он приказал войскам столичного гарнизона: «Холостых залпов не давать и патронов не жалеть». Мосолов, прочитавший черновик приказа, спросил своего родственника: «Понимаешь ли ты, что после этого тебя будут называть не Треповым, а — “генералом патронов не жалеть”?» Товарищ министра ответил: «Знаю это и знаю, что это будет кличка непочетная, но иначе поступить по совести не могу. Войск перестали бояться, и они стали сами киснуть».

Вместе с тем Трепов считал, что политика репрессий оправдана только до определенного предела. В эти дни Николай II предлагал ему (а также великому князю Николаю Николаевичу) диктаторские полномочия. Но оба кандидата заявили царю, что невозможно уповать исключительно на военную силу. Они высказались за необходимость уступок. В ночь с 16 на 17 октября Трепов, ознакомившись с проектом манифеста, написал царю: «Свобода печати, совести, собраний, союзов должна быть дана». Учитывая огромное влияние товарища министра, можно сказать, что он дал зеленый свет манифесту.

Трепов покинул свой пост сразу после погромов. Известие о его отставке вызвало повышение курса русских ценных бумаг на мировых рынках. Бывший товарищ министра не ушел из политической жизни. Его противники, в частности автор манифеста граф С.Ю. Витте, утверждали, что в качестве дворцового коменданта Трепов являлся всемогущим диктатором. Это преувеличение. Действительно, на первых порах дворцовый комендант пользовался полным доверием Николая II. Но вскоре он вызвал недовольство царя участием в конфиденциальных переговорах с либеральной оппозицией о сформировании правительства из общественных деятелей. Террористы охотились за бывшим заведующим полицией до сентября 1906 г., когда он скончался от сердечного приступа. В.Ф. Джунковский, хорошо знавший Трепова, писал: «Последнее время он был очень нервен, мнителен, ему всё казалось, что за ним следят, что дом, где он жил, окружен революционерами; он доходил, как говорят, до галлюцинаций». В глазах революционеров Трепов считался виновником погромов. Однако нет никаких фактов, доказывавших его двойную игру. Нельзя утверждать,