Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография - Стейси Шифф

Могут найтись и контраргументы, например, такие: Клеопатра пыталась заморить себя голодом и заколоть себя кинжалом. Зачем Октавиан пресекал эти попытки и мучил ее, шантажируя детьми? Между смертями Антония и Клеопатры прошло девять дней. Не проще ли было избавиться от нее сразу же? В конце концов, она уже поклялась умереть вместе с любимым. И наверняка догадывалась о дилемме Октавиана, так как не хуже его знала, какую бурю эмоций вызвало в свое время у римлян появление на шествии ее сестры. Могла предположить, что он не станет рисковать, прогоняя ее вместе с детьми, наполовину римлянами, по улицам Рима. Кажется, Октавиан был действительно выбит из колеи – что вообще-то ему не свойственно – известием о смерти Клеопатры. Он не стал привлекать внимание к милости, которую к ней проявлял, как можно было от него ожидать и как он обычно поступал. А вместо этого хвастался в мемуарах, что разные цари – и девять царских детей – прошли в трех триумфах за его колесницей [86]. Ни один из будущих историков, даже настроенных к нему враждебно, не обвинял его в соучастии. Хотя, конечно, концы были быстро спрятаны в воду, а правду знали лишь немногие. Так что нам остается только гоняться за гипотезами. Лучшее, что можно сказать, – Клеопатра сыграла героическую роль в масштабной постановке, которая по ряду причин, видимо, не имеет ничего общего с реальной историей и совершенно точно в некоторых эпизодах придумана ее врагом. Единственное утешение звучит странно: смерть Александра Македонского подробно задокументирована и при этом не менее загадочна.

У Плутарха Октавиан вечером 10 августа разрывается между двумя чувствами. С одной стороны, он «был раздосадован смертью Клеопатры», но с другой – «не мог не подивиться ее благородству» [87]. Дион тоже рисует Октавиана восхищенным и сочувствующим, хотя и «безмерно огорченным» на собственный счет [88]. Его триумф теперь будет не так велик. Неясно, кому приписать авторство, но кто-то сотворил героиню. Смерть Клеопатры была почетной, достойной, образцовой. Она сама ею руководила и до конца не дрогнула. По римским понятиям она наконец сделала правильный ход. В итоге ей зачлось и то, что она всю жизнь нарушала законы, предписываемые ее полу. Женщины в римской истории неизбежно набирают очки, когда глотают раскаленные угли, или подвешивают себя за волосы, или бросаются с крыш, или протягивают мужьям окровавленные кинжалы со словами «это не больно». (Греческая сцена тоже усеяна множеством женских трупов, разница в том, что греки позволяют женщине сказать последнее слово.) В панегириках недостатка не было. Гораций вскоре после ее смерти пишет оду, в которой осуждает Клеопатру за безрассудство и амбиции, но в конце поет ей дифирамбы. «Вдвойне отважна» [89], – заключает он, восхищаясь ее ясным умом, хладнокровием и храбростью. Последний акт драмы «Жизнь Клеопатры» стал, пожалуй, лучшим из всех. Такова оказалась цена, которую Октавиан с удовольствием заплатил. Ее слава была его славой. Великий противник – подходящий противник.

Он приказал похоронить Клеопатру «с надлежащей пышностью» [90], иначе рисковал взбудоражить александрийцев, которые открыто оплакивали свою царицу, несмотря на присутствие римлян. По словам Плутарха, Октавиан выполнил ее просьбу быть погребенной рядом с Антонием. Ирада и красноречивая Хармион тоже удостоились пышных похорон и погребения рядом с царицей. Неясно, были ли тела женщин мумифицированы. Их великолепная гробница была богато украшена, как все гробницы предков Клеопатры, но с вплетением римских мотивов. Один из источников сообщает, что вход охраняли статуи Ирады и Хармион [91]. Плутарх дает понять, что все они были погребены в центре Александрии, подле предыдущих Птолемеев. По приказу Октавиана усыпальницу достроили, и можно представить себе, в каком подавленном, оцепеневшем от неопределенности городе велась эта работа; Александрия перешла под власть Рима. Тот факт, что памятник Клеопатре прилегал к храму Исиды, фактически означает, что он мог стоять где угодно. По самой недавней теории, последнее захоронение Антония и Клеопатры находится в тридцати пяти километрах от города, на выбеленном солнцем холме поселения Тапосирис Магна на Средиземноморском побережье Египта. Ни гробница, ни усыпальница (почти наверняка это были два отдельных сооружения) до сих пор не найдены.

Клеопатре было тридцать девять лет, из них почти двадцать два года она управляла государством, на десятилетие дольше, чем Александр Македонский, от которого царица приняла эстафету и, хотя и не хотела этого, передала ее Римской империи. Со смертью царицы династия Птолемеев закончилась. Официально Октавиан аннексировал Египет 31 августа. Первый год правления Октавиана был последним годом Клеопатры: он обнулил календарь и повел новый отсчет времени с 1 августа – дня, когда он вошел в Александрию. Говорят, Клеопатра опустила занавес эпохи, хотя, если смотреть с египетской точки зрения, это же можно сказать об Антонии. Как-то очень легко забывается, что он стал причиной ее гибели точно так же, как и она стала причиной его гибели.

Наставники юных Птолемеев до конца драмы выдержали свое амплуа: все оказались предателями. Цезарион добрался до порта на Красном море, а там Родон убедил его вернуться в Александрию, видимо, для переговоров с Октавианом о наследовании титула матери. Античный мир порой давал крайне мало возможности для маневра: Октавиан не мог сохранить сыну божественного Цезаря жизнь и не мог использовать его в качестве трофея в своем триумфе. Прозвище Цезарион само по себе представляло проблему. Не помогла и широко разрекламированная церемония, посвященная совершеннолетию. Люди Октавиана вернули семнадцатилетнего юношу в Александрию и там его убили, возможно подвергнув сначала пыткам. Поскольку Александр Гелиос, Клеопатра Селена и Птолемей Филадельф не представляли угрозы, Октавиан привез их с собой в Рим, где их взяла на воспитание его смиренная сестра. Они росли в ее просторном богатом доме вместе с дочерями Антония и Октавии и с оставшимися детьми Антония от предыдущих браков. (Иотапа, помолвленная с Александром Гелиосом, вернулась к семье в Мидию.) Через год после смерти матери дети Клеопатры шли в триумфальной процессии Октавиана, что, должно быть, крайне удручало трех подростков, которых, как говорили, он воспитывал как своих собственных детей. Позже он выдал Клеопатру Селену за Юбу II, того самого пятилетнего мальчика, что был одним из трофеев в африканском триумфе Цезаря. Юба получил образование в Риме и страстно увлекался историей. Судьбы у них с Селеной были очень похожими, римские гражданские войны сделали обоих сиротами. Культурный и образованный человек, поэт и приближенный Октавиана, Юба с невестой поехал править Мавританией (современный Алжир). Дочке Клеопатры тогда было около пятнадцати лет, Юбе – двадцать два. В качестве подарка молодым Октавиан отпустил братьев