Петербургские ювелиры XIX – начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России - Лилия Кузнецова

Найдя внутри безделушки записку возлюбленного, Лавиния вскоре стала действовать по разработанному князем Трубецким плану. Она заявила ничего не подозревавшему мужу, что готова покориться его требованиям, но предварительно хочет помириться с родными, которым она причинила столько огорчений и хлопот. Обрадованный Жадимировский поспешил привезти покорную супругу к её родителям. После извинений и родственных объятий Лавиния пожелала увидеть свою бывшую детскую комнатку и бежала через чёрный ход к ожидавшей карете. Лошади быстро помчались к дому голландского посланника, где беглянку с нетерпением ожидал князь Трубецкой.[592]

Оскорблённый обманом, почётный гражданин Алексей Жадимировский, не замедлив, довёл до сведения санкт-петербургского обер-полицеймейстера, что жена его Лавиния под предлогом свидания с матерью, состоявшей во втором браке с великобританским подданным, ушла 5 мая 1851 года из своего дома на Большой Морской, 21, в «Английский магазин», откуда уже не возвратилась. Неверная супруга бежала с уволенным в отставку из Апшеронского пехотного полка штабс-капитаном князем Сергеем Васильевичем Трубецким. Разразился такой скандал, что Никольс и Плинке предпочли отойти от дел своего предприятия.

Самодержец был разгневан: его оскорбили и как императора и как мужчину. Он ещё мог простить свою подданную за её верность супругу, но чтобы монарха предпочли другому? И кому? Какому-то князьку, отставному штафирке, не так уж и молодому и вовсе не красавцу! К этому примешивалось и ревнивое желание сделать пакость не только Сергею Трубецкому, но, воспользовавшись случаем, насолить и его старшему брату Александру, нахальному любимчику императрицы Александры Феодоровны, да и ей самой напомнить, чтобы не забывалась.

Император дерзостей от подданных не терпел и слишком хорошо помнил об оскорблённом самолюбии. Когда другая «героиня», посмевшая не ответить на любовь Николая I, – княгиня София Несвицкая, урождённая Лешерн, оказавшись в нищете, почти ослепшая, брошенная неверным мужем и боязливым любовником, испугавшимся венценосного соперника, посмела через несколько лет «подать на высочайшее имя прошение о вспомоществовании», то монарх вначале было назначил для титулованной особы довольно крупную сумму, «но в минуту подписания бумаги, увидав на прошении имя княгини Несвицкой, рождённой Лешерн, порывистым жестом разорвал бумагу, сказав: «Этой?! Никогда… и ничего!»[593]

Посему в отношении Лавинии Жадимировской и её «совратителя» и состоялось «Высочайшее повеление о принятии строгих мер»: влюблённую парочку приказано догнать, задержать и отправить их в Санкт-Петербург поодиночке на фельдъегерских тройках, да ещё под конвоем жандармских офицеров.

Между тем беглецы прожили под защитой экстерриториальности в посольском доме около месяца, пока друг князя не выправил подорожную (на имя отставного лейб-гвардии Гродненского гусарского полка штабс-ротмистра Фёдорова), согласно которой возлюбленная пара отправилась на перекладных в Тифлис, вначале думая переправиться либо в Константинополь, либо в Одессу, но затем решили плыть в Италию. В Редут-Кале их уже ожидала парусная шхуна. Но перед отплытием Трубецкой, чтобы скоротать время, на свою беду стал играть в зале гостиницы в бильярд. Случайно вошедшему туда местному полицейскому бросилось в глаза отсутствие большого пальца на правой руке азартного игрока: то была примета разыскиваемого беглеца…[594]

Вся эта история по отысканию и доставке прегрешившей парочки в столицу обошлась казне в 2269 рублей 163/4 копейки серебром.[595] Сергея Трубецкого за увоз чужой жены посадили в Алексеевский равелин Петропавловской крепости, судили, а затем, лишив не только чинов и ордена, добытого за храбрость на поле брани, но и дворянского и княжеского достоинства, отправили под строжайший надзор в Петрозаводский гарнизонный батальон рядовым.[596]

Малолетней его дочери повезло больше: после окончания института вдова Николая I устроила юную воспитанницу фрейлиной к императрице Марии Александровне. Вскоре изящная фигурка, роскошные белокурые волосы, сверкающие карие глаза и восхитительный цвет лица княжны настолько пленили французского посланника – графа де Морни, что тот, совсем потеряв голову и к тому же совершенно позабыв о своей парижской пассии, женился на очаровательной бесприданнице.

Что же до Лавинии Жадимировской, то несчастную жертву адюльтера по приказанию считавшего себя рыцарем державного самодержца провели в самый разгар дня как сквозь строй через вереницу прогуливавшихся по столичному Невскому проспекту, тем самым подвергнув исстрадавшуюся бедняжку несмываемому позору в глазах светского общества.[597] Муж беглянки, чтобы замять оскорбительные толки, поскорее выхлопотал заграничный паспорт и уехал с провинившейся «половиной», причём «к великому огорчению всех охотников до крупных и громких скандалов, сохраняя с женой самые корректные и дружелюбные отношения».[598]

Когда Николай I скончался, Трубецкой был помилован и сразу вышел в отставку. Лавиния Александровна Жадимировская, получившая развод, переехала к любимому в его поместье, но, даже когда в 1859 году скончался Алексей Иванович Жадимировский, сочетаться с суженым узами брака она, разрушительница предыдущего семейного союза, не могла по церковным установлениям.[599] Только год влюблённые смогли наслаждаться так дорого приобретённым счастьем. Через несколько лет после смерти любимого красавица-вдова вышла замуж за графа Сухтелена, которого тоже пережила, а потом, будучи уже пожилой, падчерица бывшего совладельца петербургского «Английского магазина» отдала руку то ли какому-то итальянскому маркизу,[600] то ли графу де Кастелю.[601] Мимо столь трагической и одновременно романтической истории, оказавшейся прихотливо связанной со столичным «Английским магазином», не смогли пройти уже в XX веке ни известный историк П.Е. Щёголев, написавший очерк «Любовь в равелине», ни Булат Окуджава, посвятивший событиям середины меркантильного столетия пламенные строки романа «Путешествие дилетантов».