Лето Гелликонии - Брайан У. Олдисс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне понравился Указатель, и я просто хотел с ним попрощаться.
– Ни он нам, ни мы ему больше не нужны - он отправился на поиски нового источника пропитания. Дальше можно ехать ничего не опасаясь - от одного поселения к другому. А эти туземцы просто варвары. Вообще-то мы расстаемся с проводниками гораздо раньше - Указатель заехал с нами так далеко только потому, что в этой стороне лежит земляная октава его племени.
Озадаченно подергивая себя за усы, СарториИрвраш проговорил:
– Иногда в старых традициях кроется правда. Очень многие из моих знакомых в столице уделяют большое внимание своей земляной октаве. Люди считают, что если поселиться вблизи октавы своего рождения, то успех и процветание им гарантированы почти наверняка. Иногда в подобных взглядах заключен практический смысл. Земные октавы зачастую пролегают в направлениях геологических напластований и отложений минералов и ископаемых, наличие которых влияет на жизненные силы и здоровье.
Худощавое лицо госпожи Денью осветила легкая улыбка.
– То, что у примитивных людей примитивны и верования, нас никогда не удивляло - это предсказуемо. Примитивная вера - это якорь, удерживающий их у их примитивизма. Там, куда мы направляемся, дела идут все лучше и без всяких октав.
Последняя фраза, очевидно, содержала буквальный перевод на алонецкий одного из множества сиборнальских времен.
Великосветская дама и жена посла, Денью Пашаратид получила отличное образование и обращалась к СарториИрврашу на хорошем натуральном алонецком. В Кампаннлате на натуральном алонецком, в противоположность местечковому алонецкому, говорили только в высшем свете да среди церковного руководства, и преимущественно в пределах Священной Панновальской Империи; постепенно натуральный алонецкий все больше становился прерогативой Церкви. Главным языком северного континента был сибиш, отрывистый быстрый язык с собственным алфавитом. За последние века алонецкий обнаружил лишь небольшие сдвиги в сторону ассимиляции в землях, традиционно говорящих на сибиш; исключение составляли южные побережья, где процветала торговля с Кампаннлатом.
Сибиш характеризовало обилие сложных временных форм и выражений причинно-следственной связи. В языке этом не было также звука ю. Аналог и произносился гораздо более твердо, в то время как ч и ш почти высвистывались. В результате для слуха иноземцев родная речь жителя Аскитоша звучала почти зловеще. Бытовало мнение, что история северных войн во многом коренилась в насмешливом, по мнению кампаннлатцев, звучании слова «Матрассил» в устах надменных сибов. Однако главным виновником привычки даже при разговоре держать губы поджатыми был климат Гелликонии, слепая сила, заставляющая людей большую часть Великого Года держать рот закрытым.
Расставшись с Указателем в самом южном поселении, путники там же обменяли своих кайдавов на хоксни и дальнейший путь продолжили на них.
За двенадцатым поселением местность начала незаметно, но постоянно повышаться. Подъем продолжался на протяжении нескольких миль. Довольно скоро караван вынужден был спешиться и продолжить дальнейшее восхождение рядом со своими хоксни. На гребне утеса стоял ровный ряд раджабаралов, тонких и высоких деревьев с корой светло-зеленой, как сельдерей. Добравшись до рощицы, СарториИрвраш первым делом приложил руку к стволу ближайшего дерева. Кора была мягкой и теплой на ощупь, как бок хоксни. Задрав голову, он долго смотрел на мотающиеся на жарком ветре широкие ветви.
– Не вверх надо смотреть, а вперед! - сказал ему один из спутников.
С гребня холма открывался отличный вид на долину, утопающую в голубоватой тени. Дальний край долины был глубокого, удивительно голубого цвета, переходящего в синий, - то было море.
Лихорадка СарториИрвраша ушла, и он забыл о ней. Воздух был напоен новыми, незнакомыми ароматами.
Когда караван наконец добрался до порта, разволновались все, даже невозмутимые северяне. Порт носил название, типичное для говорящих на сибише, «Рангобандриаскош», играл роль столичного центра для всех близлежащих поселений, через которые путники порой проходили, и повторял их планировку, за одним исключением: он представлял собой не полный круг, а половину круга, с высокой церковью на маковке прибрежной скалы; в башенке на крыше был устроен маяк. Другая половина порта-полукруга лежала где-то за водами Панновальского моря.
У причалов стояли корабли. Все и вся было по-морскому чисто выдраенным и экономным. В отличие от большинства народностей Кампаннлата сиборнальцы были прирожденными мореходами.
Проведя ночь в странноприимном доме при церкви, на восходе Фреира посольская делегация вместе с другими пассажирами поднялась на борт одного из ожидавших у причала кораблей. СарториИрвраш, который прежде ни разу не бывал на судне крупнее ялика, немедленно отправился в отведенную ему каюту, повалился на кровать и заснул. Когда он наконец проснулся, корабль готовился отчалить от берега.
Исполненный любопытства, он бросился к квадратному иллюминатору.
От стоящего низко над водой Беталикса стелилась серебристая дорожка. Соседние корабли выделялись голубыми силуэтами, их детали были неразличимы, а мачты походили на безлистый лес. Совсем рядом с бортом какой-то парень в лодке, с силой налегая на весла, греб по волнам. Лучи Беталикса, падая почти параллельно морю, скрадывали детали, и молодой человек и его лодка сливались перед глазами СарториИрвраша воедино, в маленького черного водяного кентавра, который, как заведенный, откидывался назад, поднимал весла и снова подавался вперед. Медленно, гребок за гребком, лодка продвигалась по водяной шири с мелкой волной. Весла с плеском падали в воду, спина гребца ходила мощным шатуном, и в конце концов советник заметил сквозь слепящий свет (тут же вновь поглотивший картину), как лодка добралась до бетонных столбов мола.
Глядя на молодого гребца, СарториИрвраш вспоминал, как сам, еще мальчиком, возил кататься на озеро двух младших братьев. Он увидел перед собой как наяву их улыбающиеся лица, руки, пропускающие между пальцев бегущую воду. Сколько ее с тех пор утекло, сколько всего перемололось. Но ничто не ушло без следа. Его труд, его «Азбука», обошлась ему недешево.
Сверху с палубы донесся быстрый топот босых ног, громкие выкрики, скрип такелажа - команда ставила паруса. Когда свежий ветер надул парусину, толчок почувствовался даже в каюте. С причала раздались прощальные крики, на палубу полетели швартовы. Бывший советник начал плавание к северному континенту.
Плавание растянулось на семь дней. Корабль смещался на норд-норд-вест, и дни Фреира становились длиннее. На закате сверкающее светило медленно утопало в море где-то впереди прямо по курсу судна и каждое утро на рассвете восходило из воды на северо-востоке, всякий раз проблуждав в неизвестности на равное количество минут меньше.
Госпожа Денью и ее спутники не переставали расписывать СарториИрврашу радужные перспективы, а прозрачность окружающего мира с каждым часом уменьшалась. Довольно скоро корабль окутало то, что один моряк, как удалось подслушать бывшему советнику, назвал «Ускути-болтушка». Густая коричневатая хмарь, смесь песка и дождя, опустилась на корабль со всех сторон, заглушив плеск волн под носом судна, покрыв все что можно тонкой пленкой липкой влаги.