Китай. Большой исторический путеводитель - Алексей Дельнов

Музыканты и танцовщица

В деревне первая половина минской эпохи тоже была достаточно благополучной. Из Вьетнама были заимствованы более совершенные методы ирригации, появились новые культуры: арахис, сладкий картофель батат и другие. Но хозяйство становилось, говоря научным языком, все более трудоинтенсивным, а если проще — крестьянину приходилось проливать все больше пота на единицу площади. Во многих местностях мотыга вытесняла плуг: только так можно было обеспечить более тщательный уход и собрать более высокий урожай со своего надела. Без этого все возрастающему населению было не прокормиться — число ханьцев уже приближалось к 150 миллионам. При Юн Лэ был реконструирован Великий канал — в первую очередь для того, чтобы доставлять по нему больше риса в Пекин и окружающие его районы.

Но по самой своей сути такое направление развития сельского хозяйства могло давать прирост урожайности только до поры до времени — ведь семь потов из человека можно выжать только в поговорке, а возможностей и стимулов для совершенствования орудий труда и агротехники было маловато.

Во внешней политике Юн Лэ сразу же чуть было не пришлось расхлебывать кашу, заваренную его предшественниками — да такую крутую, что недолго было и подавиться.

Видно, не отойдя еще от радостного возбуждения при мысли о том, что их недавно освободившееся отечество — опять самая могучая и самая культурная в мире Поднебесная, они оба отправили по посольству в Самарканд, к очередному монгольскому (западномонгольскому) завоевателю полусвета «Железному хромцу» Тимуру (Тамерлану). Дипломаты везли с собой очень легкомысленные грамоты, в которых ему — повелителю всей Центральной Азии, Афганистана, Ирана, Закавказья; тому, чьи войска захватили Дамаск, заходили в Индию, Междуречье, Малую Азию, на юг России, — предписывалось выразить чувство глубокого почтения к китайскому императору и приступить к выплате дани.

Послы за такую наглость поплатились головами, а Тимур приступил к подготовке еще одного большого похода. Он решил для себя, что так дешево, как в прошлый раз (при Юань), китайцы не отделаются. А кто уцелеет, будет обращен в ислам. Как бы обернулось все на самом деле — можно только строить предположения, потому что в 1405 г. «Железный хромец» неожиданно скончался, а его наследники принялись делить то, что есть, а не думать о новых приобретениях.

Кстати, о дани. Ханьские правители, как мы помним, в отличие от владык прочих восточных супердержав, не видели в ней источник обогащения. Совсем даже напротив. Приняв подношение как свидетельство своего сюзеренитета и высокого престижа, императоры одаривали почтительного вассала в куда большем размере. Так что находилось немало прохиндеев международного пошиба, которые приводили в Пекин караван и выдавали его за якобы посланный Сыну Неба их повелителем — и грузили на своих верблюдов такую ответную милость, что ни в жизнь бы не выручили столько честной торговлей. Видимо, что-то заподозрив, китайское правительство стало квотировать изъявления покорности: от такого-то царства-государства не более, чем столько-то караванов в год.

Нечто подобное наблюдаем и в тех грандиозных морских экспедициях, которые отправляли Юн Лэ и его преемники в дальние, очень дальние и совсем неведомые страны. В период с 1405 по 1433 г. их было снаряжено семь, и все возглавлял отважный адмирал евнух Чжэн Хэ, мусульманин по вероисповеданию. Строились и снаряжались огромные — длиной в полтораста метров, многопалубные, девятимачтовые океанские корабли. На корабли эскадры, насчитывающей многие десятки вымпелов, погружались до 30 тысяч человек экипажа, солдат, обслуживающего персонала и ученых. Мореплаватели побывали в странах Индокитая, Малайе, на Филиппинах, Суматре, Яве. Затем их путь лежал к берегам Индии, Шри-Ланки, к Персидскому заливу. Достигли даже побережья Восточной Африки.

Флотоводец Чжэн Хэ

Практические результаты? Собственно, изначальной целью в далеком 1405 г. ставилось сколотить коалицию против Тимура — хотя, думается, для этого надо было скорее скакать, а не плыть. Если же отбросить этот заведомо нереализуемый и бесполезный дипломатический прожект, были составлены интереснейшие научные отчеты, захвачено и доставлено для разбирательства в Поднебесную несколько мелких правителей (видно, с кем-то были старые счеты, а кто-то не выразил должной радости по поводу прибытия делегации). На тех же кораблях прибыли посольства не менее чем от 18 стран для засвидетельствования почтения и с дарами — среди которых были страусы, зебры и нечто вообще невообразимое — жираф (русский анекдот восемнадцатого века: «Такой не бывает» — сказал старый армянин, увидев жирафа).

Вот что думает об этих славных плаваниях наш востоковед Л.С. Васильев: «Впрочем, эти пышные и дорогостоящие вояжи легли очень тяжелым бременем на казну и не принесли стране никакой экономической выгоды, вследствие чего, в конечном счете, были прекращены (корабли были демонтированы). Для сравнения стоит вспомнить о почти одновременных с ними экспедициях Колумба, Васко да Гамы или Магеллана, куда более скромно оснащенных, но положивших начало тем Великим географическим открытиям, которые ознаменовали собой начало новой эпохи для всего человечества. Впечатляющая разница. Она лучше многих теоретических рассуждений свидетельствует о принципиальных структурных различиях между европейским рыночно-частнособственническим методом хозяйства, с его индивидуально-личным интересом, энергией, предприимчивостью и т. п., и азиатским государственным командно-административным строем, для которого значение имели прежде всего престиж, демонстрация величия и всесилия власти».

На суше походы носили более прикладной характер. Монголы (не тимуровцы, а восточные) хоть и отошли в свои степи, все равно постоянно тревожили империю дерзкими набегами. Переломным на какой-то (не очень долгий) отрезок времени стал 1410 г., когда полумиллионное китайское войско нанесло кочевникам серьезное поражение на реке Толе (на которой стоит нынешний Улан-Батор). Впрочем, луки и арбалеты все равно надо было держать наготове — покоя на степной границе не было никогда.

Долгое время велась завоевательная война с северо-вьетнамским королевством Аннамом — Юн Лэ хотел превратить его в китайскую провинцию. Но, как и прежде (и как будет всегда) миниатюрные строптивцы оказали такое сопротивление, взяв в союзники свои горы и джунгли, что в 1431 г. (уже после смерти императора) их оставили в покое, ограничившись формальным признанием сюзеренитета Поднебесной.

Скончался император Юн Лэ в 1424 г., возвращаясь из очередного рейда в монгольские степи. Возможно, его кончину ускорил хронический недуг многих Сыновей Неба — чрезмерное увлечение даосскими эликсирами.

* * *

После него совсем недолго правил старший сын — тучный и болезненный, он уже через год последовал за отцом. На трон взошел внук — Сюань Цзун. Начало его правления ознаменовалось мятежом: обычная история, дядя решил, что он лучше племянника. Но смута была недолгой, и после того, как дядюшка умер в застенке под пыткой, шесть тысяч его сторонников были казнены, а еще две с лишним тысячи отправились в ссылку — Поднебесной уготованы были десять лет покоя и благоденствия (можно бы и побольше, но Путь Дао неисповедим).