Тустеп вдовца - Рик Риордан

— Просто уйди, Трес. Ты меня слышишь? Прежде я считала, что ты нормальный парень.

Эллисон бросила на меня злобный взгляд, но ее гнев быстро испарился. Она всхлипнула, втянула в себя воздух, оглядела многочисленные коробки, письменный стол и пустые стены и снова опустилась на кровать.

— Я так устала, — пробормотала она. — Просто уйди.

— Давай уедем отсюда и сделаем что-нибудь конструктивное.

Она безучастно покачала головой. Когда я сел рядом, Эллисон прислонилась ко мне — ничего личного, словно я превратился в еще одну стену.

— Я возвращаюсь домой, в проклятый Фалфурриас, — сказала она. — Ты можешь поверить? Особняк Леса позволит мне купить там около шести чудесных домов. Я смогу выращивать коров. По ночам буду слушать сверчков. Правда, это безумие?

Эллисон посмотрела на меня, и ее глаза наполнились слезами.

— Я не из тех, кому стоит задавать такие вопросы.

— Дерьмо. — Она рассмеялась. — Ты никогда не отвечаешь прямо на мои вопросы. Где Миранда?

— В безопасном месте.

— В твоей квартире? Вы вместе спите на твоем маленьком футоне?

— Нет, она не со мной.

Эллисон с сомнением посмотрела на меня. Она услышала горечь и жесткость в моем голосе, но не понимала, что они означают. Она попыталась встать, но я положил руку ей на плечо, чтобы удержать.

Я бы хотел сказать, что далее события развивались сами по себе и застали меня врасплох. Но это не соответствовало бы действительности.

Я поцеловал Эллисон. Она не стала драться и ответила на поцелуй с усталым облегчением.

Прошло довольно много времени, прежде чем она опустилась на постель, и я последовал за ней. Эллисон кусала, целовала и дышала мне в ухо, когда я безуспешно пытался расстегнуть первую пуговицу ее плотной белой рубашки, пока она не прошептала:

— Забудь об этом.

Она слегка приподнялась, чтобы стянуть рубашку через голову, снова прижалась ко мне, и теперь ее тело показалось мне гораздо более горячим, почти лихорадочным. Ее спина покрылась гусиной кожей.

Мы катались по кровати Леса Сент-Пьера, всякий раз отбрасывая в сторону те части одежды, которые нам удавалось снять. Как мне кажется, когда мы избавились от ее остатков, Эллисон перестала плакать. Ее тело было необычайно горячим, за исключением кончиков пальцев, холодных как лед.

Между нами словно родилось молчаливое соглашение: мы должны непрерывно двигаться, не обязательно неистово, но постоянно. Любая остановка приведет к размышлениям, а размышления ничего хорошего не принесут. Мы по очереди вдавливали друг друга в скользкую неровную поверхность матраса, и от булавочных уколов вискозы у нас чесались спины. В комнате работал кондиционер, но мы быстро вспотели и стали издавать разные звуки; впрочем, нам было все равно. В какой-то момент мы скатились с постели, я помню боль в локте, но и это не имело значения. Мы подвинулись и сели лицом друг к другу — подбородок Эллисон оказался на одном уровне с моим ртом, а ее ноги сомкнулись у меня на пояснице. Она крепко обхватила меня руками и ногами, спрятала лицо на моей шее и тихонько задрожала, словно снова расплакалась. Я сделал резкий вдох, и мое тело начало двигаться в такт с телом Эллисон, пока я не услышал, как она пробормотала:

— Пожалуйста… ну, ладно, ладно.

Мы замерли, ощущая дыхание партнера, пока наши легкие не заработали в более медленном ритме, и пол под ногами не показался холодным. Наши тела разъединились — так отстает воск от поверхности, на которую тот упал.

Эллисон уперлась носом в мою щеку и потерлась об нее, но уже в следующее мгновение ее губы нашли мои. Когда я поцеловал ее во второй раз, мои губы коснулись ее зубов.

— Когда ты сказал: «Давай, сделаем что-нибудь конструктивное», мистер Наварр…

— Заткнись.

Она рассмеялась, отодвинула от меня лицо и легонько прижала мои уши.

— Но мы ничего такого не сделали.

— Конечно, нет.

Она снова поцеловала меня.

— И ты все еще должен мне пятьдесят тысяч долларов.

— А ты просто пытаешься получить деньги.

И мы еще некоторое время демонстрировали друг другу всю силу взаимного презрения.

В какой-то момент я приоткрыл глаза и увидел в дверном проеме горничную-латиноамериканку, но когда я раскрыл их пошире, оказалось, что та уже исчезла. Осталось лишь видение: скучающие глаза немолодой женщины на неподвижном лице. Пожалуй, в них было больше раздражения, чем смущения, — голые гринго на полу пустой спальни, глупо хихикающие и шепчущие друг другу: «Я тебя ненавижу». Может быть, для горничной мы представлялись предметами мебели, от которых она бы с удовольствием избавилась, когда дом перейдет к более респектабельным хозяевам.

— «Ауди» мне нравилась больше, — сказала мне Эллисон.

Мы сидели в «Фольксвагене» с поднятым верхом и открытыми окнами, но так и не дождались освежающего движения ветерка. Воздух был густым, серым, влажным и теплым. На складе, находившемся на противоположной стороне улицы, не происходило ничего интересного.

— Что это? — спросил я. — Номер семь?

— Пять, — поправила она, приподнимая темные очки. — Просто кажется, что семь.

Я забрал у нее список адресов, фотокопию документа, который мы нашли в лодке Сент-Пьера, и просмотрел страницу. Двадцать три адреса только в Сан-Антонио. Если мы будем действовать с такой скоростью, то и пятница пройдет, прежде чем мы проедем по всем адресам, не говоря уже о том, чтобы найти способ проникнуть внутрь и выяснить, появятся ли у нас улики против Шекли. Сэм Баррера мог мобилизовать оперативников своего агентства и проделать работу за один день, если бы не необходимость соблюдать законы. Сэм Баррера может отправляться в ад.

До сих пор по указанным адресам мы обнаруживали склады или стоянки грузовиков. Далеко не на всех воротах имелись надписи «Пейнтбраш энтерпрайзес», но у меня возникло подозрение, что Тилден Шекли и его друзья из Люксембурга тем или иным образом имели к ним отношение.

Рядом с каждым адресом стояла дата. Мы с Эллисон начали поиски с ближайшей и дальше двигались вперед. Сейчас мы добрались до 5 ноября, до которого оставалось четыре дня. Участок располагался в индустриальном районе, где сходились Накодочес и Перрин-Бейтел — в соответствии с творческим мышлением техасцев получившем название Нако-Перрин.

Складские помещения занимали два длинных параллельных строения, выкрашенных в армейский зеленый цвет с розовато-лиловой окантовкой. Вдоль внутренних стен шли стальные, поднимающиеся наверх двери и приземистые эстакады для загрузки, причем склады находились так близко друг от друга, что грузовики с прицепами могли лишь с трудом заехать внутрь и разгружать контейнеры в обе стороны. Асфальт покрывали шрамы и черные полукружья, оставшиеся от шин грузовиков. Глядя на них, возникало впечатление, что у кого-то появилась привычка пить огромные бутылки с кока-колой, но он всякий раз забывал пользоваться подставками.