Приключения английского языка - Мелвин Брэгг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но 200 лет назад сострадание встречалось редко. Наказание рассматривалось как Божья кара, а милосердие было неуместно. Хьюз в своей книге приводит сочиненную в 1790 году балладу, где воспевается отправка «воров, грабителей и злодеев» в бухту Ботани-Бей. Там, в частности, говорится:
Так что нечего удивляться тому, что австралийцы до сих пор бурно радуются, когда побеждают британцев в спортивных состязаниях.
Как обычно, диалектные слова тоже успешно путешествовали. Переселенцы, подобно колонистам на Западе, принадлежали по большей части к таким общественным классам, представители которых пользуются преимущественно диалектной речью. Здесь хорошо прижились многие диалектные слова, уже забытые в Европе. Так, слово dinkum (австрал. настоящий; истина) в Центральных графствах Англии обозначало работу, а fair dinkum (австрал. истинная правда) – полноценную дневную выработку; отсюда произошло выражение fair play (честная игра). Cobber – приятель, дружок – по-видимому, происходит от английского диалектного слова cob – испытывать симпатию (к кому-то). А использование в том же значении – приятель, товарищ – слова digger (имеющего самое распространенное значение «землекоп») пришло на австралийские золотые прииски с английских ферм.
К тому же, преступники привезли и свой собственный жаргон – flash, или kiddy talk (воровскую речь), от английского kid – красть, обжуливать.
Слова из лексикона преступного мира поразительно легко вошли в язык, а время безупречно очистило их. Словом chum в оксфордском колледже называют соседа по общежитию, а его первоначальное значение – сокамерник в тюрьме (ср. кореш) – давно забыто. Слово swag – мешок с награбленным – послужило одним из корней в слове swagman, бродяга, все имущество которого помещается в узелке. Так же сложилась судьба у слов bash (в значении «избить»), cadge (попрошайничать) и croak (в значении «умереть»), dollop (кусок, порция чего-то съедобного), grub (в значении «пища»), job (ограбление), judy (женщина), mug (лицо), pigs (свиньи – полиция), to queer (портить), seedy (жалкий, не внушающий доверия), snooze (бездельничать), stink (вонять, в значении «причинять беспокойство), swell (светский человек), whack (доля) и yoke (колодка, которую надевали на шею преступника; ярмо). Все это относится и к beak (в значении «судья»), lark (в значении «шутка», «шалость»), split (предать), stow it (замолчи, заткнись) – все эти слова можно встретить в Австралии ничуть не реже, чем на страницах «Оливера Твиста» или в Саутварке времен Шекспира.
Были и менее распространенные слова. Unthimbled означает, что у вас украли часы, полицейский агент получил название trap, вор – prig; lagged for your wind – ссылка на пожизненную каторгу, а если этот приговор выбил почву у вас из-под ног, значит, вы bellowser (пожизненный каторжник; второе значение этого слова – удар в живот). Само плавание до каторжной колонии называлось marinate (маринованием) или pike across the pond (прогулкой через пруд). Если заключенных сковывали друг с другом кандалами, то они оказывались married (женаты). Словарь уголовного жаргона новых обитателей Австралии собрал в 1812 году Джеймс Харди Во. По его словам, он записывал разговоры своих сотоварищей по каторге ночами, после тяжелой работы.
Было бы удивительно, если бы британцы не привезли с собой в Австралию классовую систему своего общества, но под влиянием местных условий ее, с одной стороны, модернизировали, а с другой стороны, упрочили. Здесь жили каторжники и их родившиеся в Австралии потомки, получившие название currency (белые уроженцы Австралии), и свободные переселенцы, именовавшиеся pure sterling (что можно перевести в данном случае как «монета без примесей» или «серебро высокой пробы»). Первые сформировали местный диалект, а вторые старались придерживаться лондонского варианта английского языка. Человеку, стремящемуся подняться по лестнице общественной иерархии, которая в Австралии выглядела почти так же, как и в Англии того времени (разве что разрыв между классами мог быть чуть пошире), нужно было овладеть английским языком «хорошего общества». И употребление таких слов и выражений, как caning (избиение палкой; от cane – тростник, лоза), когда речь шла о том, чтобы вкатить кому-нибудь сотню плетей, smiggins в значении «тюремный суп, ячменная баланда», scrubby brushes в значении «плохой хлеб» (буквально «мелкий кустарник») или sandstone в значении «человек с истерзанной после порки кожей» (буквально «песчаник»), определенно закрыло бы дорогу наверх.
Существует и такое слово, как bloody (кровавый, проклятый, чертовский и т. п.), имеющее продолжительную и небезынтересную литературную историю в связи с войной, насилием, богохульством и просто бытовой руганью. Не удивительно, что оно было весьма популярно среди заключенных и получило в Австралии широкое распространение. Один путешественник отметил, что слышал, как один из австралийцев употребил «отвратительное слово» 27 раз за четверть часа, и с помощью несложных вычислений вывел, что за 50 лет оно должно было прозвучать 18,2 млн раз. Он добавил также, что не сомневается в способности упомянутого австралийца достичь этого результата. Это наблюдение подтверждает и первая строфа стихотворения Джона О'Греди «Всеобъемлющее прилагательное» (The Integrated Adjective).
Как это бывает со многими диалектами, креольские и нестандартные варианты английского языка – то, что отторгалось высшими слоями общества, – зачастую бережно сохранялись в других слоях общества как одно из отличий от «говорящих по правилам». Это язык отверженных, которые все же достаточно уверены в себе, чтобы противопоставлять себя хозяевам жизни. Это знак принадлежности к клану, выражение вызова и внутренней свободы, обеспеченной законами клана.