Бастард фон Нарбэ - Наталья Игнатова

Вроде, пока не попался.

По крайней мере, специально обученные исповедники не замечали в нем признаков чужого влияния. И Лукас тоже. Исповедовался-то Март, все-таки, Лукасу, а не одному из церцетарийских психологов. К церцетариям оба приходили только на обязательную ежедневную проверку, потому как техника безопасности — это одно, а исповедь — совсем другое. И не надо смешивать.

Март следил за собой. И за Лукасом приглядывал, а как же иначе? Поэтому момент, когда пленный псионик пошел на контакт, Март засек. В Капелле его учили этому: постоянно быть настроенным на взаимодействие, в любой момент быть готовым к встрече с очередным связным, быстро и легко ловить телепатический сигнал… Открывать телепату разум было не нужно, то есть, нужно, конечно, но только тому, кто знает верный пароль, а вот пойти на контакт, обменяться позывными — это обязательно. Этому научили так хорошо, что оно получалось рефлекторно.

Вот и сейчас. Получилось.

Март принял сигнал и ответил раньше, чем успел запаниковать. Ну не умел он, до сих пор не умел бояться своих. Хоть никакими своими псионики уже не были, страха перед ними, естественного для людей, не было тоже. Откуда бы ему взяться?

А она так обрадовалась, до слез. И теперь уже точно не получилось бы испугаться. Потому что девчонка же, почти ребенок. Напуганная чуть не до смерти. То, что ее кто-то услышал и отозвался, для нее настоящее чудо. Март помнил себя, помнил, как рад был контакту с телепатом в юкори-зоне Яблоневой. Он там был среди друзей, в полной безопасности, свободный и вооруженный, и все же сигнал связного Капеллы показался подарком судьбы. А эту девчонку окружали враги, ее одурманили наркотиком, заперли, везли куда-то, зачем-то, и — самое страшное — вели себя так, словно ее не существует. Этого и взрослый-то человек не выдержит, а каково ребенку?

При всем уважении к ордену Всевидящих Очей, их жестокость чрезмерна. Уважение перенято у Лукаса, оно не свое, заемное. А злость и недоумение — свои. Естественные. Неужели церцетарии не понимают, что нельзя относиться к детям, как к врагам? Что это… да ненормально это, вот так обращаться с пятнадцатилетней девочкой. Она же человек! Хоть и псионик. Ей страшно, ей плохо, она все время плачет, и никто из них, ни разу ее не пожалел. Или они элементарное сочувствие расценивают как пси-воздействие, и немедленно идут к исповеднику?

Хорошо, если так.

Потому что если им действительно наплевать, то… неизвестно тогда, кто здесь настоящие нелюди.

Март знал, что у них есть только одна возможность поговорить. Лукас, когда узнает, сразу велит доложить о контакте церцетариям. А те сделают что-нибудь, позаботятся о том, чтоб Аня больше ни с кем не могла связаться. Она так назвалась: Аня. И это тоже было очень по-детски, уменьшительное имя, никакой фамилии, ничего. А Март сказал, что он — рыцарь Десницы, и честно предупредил, что расскажет обо всем командиру, потому что никаких секретов от братьев и… потому что он выбрал свою сторону, и Капелла теперь его враг.

Она ничего не знала о Капелле.

Господь милосердный, она не знала о Капелле, она не была бойцом, она не была даже из семьи бойцов. Самый обычный ребенок. Она вообще не понимала, что случилось, за что ее мучают, что будет дальше. Забрали прямо из школы, с уроков, не позволили зайти домой, не позволили позвонить маме, просто вырвали из жизни.

Навсегда.

А она до сих пор не могла поверить, что действительно навсегда. И пока даже не догадывалась о том, что ее маму продали в рабство. В отношении телепатов и их семей закон беспощаден.

Очень сильный телепат. Только сама Аня об этом и не подозревала, пока не оказалась в церцетарии. И каково же ей было узнать о том, что она — нелюдь, ей, выросшей в нормальной семье, с нормальными родителями. И боящейся телепатов, как любой нормальной человек.

Теперь ее везли в Столицу.

Зачем?

Лукас выслушал, не перебивая, не уточняя, даже не поправил ни разу. Хотя Март от волнения и злости забыл порядок доклада, повторялся, задавал риторические вопросы и позволял себе не относящиеся к делу комментарии.

Когда он выдохся, Лукас еще какое-то время молчал. От этого молчания в их каюте стало неуютно. Будь места побольше, Март бы, пожалуй, замерз. А так, Лукас был слишком близко, чтоб стало по-настоящему холодно.

Как Дэвид это называет? Фризинг девайс… Оно самое и есть, точно.

— Зачем ее везут в Столицу, я выясню, — Лукас, наконец, снизошел до ответа. Он был зол. Злился на Марта. И злился справедливо. — А ты молись и отправляйся к исповеднику. Если я от кого-то, кроме тебя узнаю, что ты считаешь действия церцетарии неоправданными, а методы слишком жестокими, я отстраню тебя от полетов на месяц.

— Понял.

Это значит, надо успокоиться и убедить себя в правоте церцетариев вообще и экипажа «Танриверди», в частности. Лукас думает, медитация в этом поможет. Март предпочел бы иллюзию.

Что будет дома? Лететь на «Танриверди» дальше ему точно не позволят. Отправят Лукаса одного? Могут. На «Зигфриде» слишком привыкли к тому, что он — одиночка. Пока отец Джереми был жив, они с Лукасом хоть и считались напарниками, не летали вместе семь лет. Каждый — сам по себе. Каждый сам себе ведущий, а в ведомых — кто под руку подвернется, или кому тренировка нужна.

Сейчас все изменилось, но изменилось-то оно не на «Зигфриде». Без свидетелей. Так что Лукаса запросто отправят в Столицу без Марта, потому что это самое логичное. Аню нужно доставить туда как можно скорее и как можно безопаснее, а кто еще умеет так же виртуозно, как Лукас, летать на самой границе смертельных для мирян глубин «подвала»? Демоны, вот они, толпятся вокруг, отгонямые только постоянной молитвой вахтенных. Нырни чуть глубже, и молитва не спасет. До священников демоны не доберутся, но Аню сожрут живьем.

— Лукас, а как ты выяснишь? Насчет Столицы.

Взгляд в упор. Фиолетовые глаза потемнели, утратив прозрачность.

Молчание.

И вдруг — улыбка, от которой становится теплее и гораздо спокойней:

— Просто. Спрошу.

…Действительно, просто спросил. Специальных усилий прикладывать не пришлось, хотя готов был надавить, если понадобится. Привык в Баронствах, не задумываясь, цеплять на крючок, морочить голову, душу вынимать. Постоянная практика в таких вещах до добра не доведет, теперь приходится себя останавливать, напоминать, что сначала-то можно и просто поговорить.

Отец Амсель, командир группы сопровождения, готов был рассказать все, что знает. Никаких приказов о сохранении тайны личности пассажирки у него не было, да только даже о том, что это пассажирка, а не пассажир, отец Амсель узнал от Марта.

— Нам ее вывели, мы на тангу сопроводили, и всё. Никаких больше контактов. — Объяснил он Лукасу. — В робах и масках они все одинаковые, а мы не приглядываемся. Телепатов ведь возим, не кого-нибудь, о них чем меньше думаешь, тем лучше. Отец Март вот задумался. И что хорошего?