Вниз, в землю. Время перемен - Роберт Силверберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Куда поедешь? – спросил Ноим. – В Маннеране тебя посадят в тюрьму, в Глене за твое зелье заживо кожу сдерут. В Салле тебя очень скоро разыщет Стиррон. Так куда же, Киннал? В Трейш? В Велис? А то и в Умбис, а? В Дабис? Нет, о боги мои! В Сумару-Бортен, не так ли? К дикарям твоим, чтобы наобнажаться всласть?
– Ты забыл про Выжженные Низины, – тихо ответил я. – Хижина в пустыне, где можно подумать… ему так много надо понять…
– Выжженные Низины? Летом? Прекрасно, Киннал. Огненное очищение для грешной души. Поезжай.
69
Я поехал сперва на север, вдоль Гюйшен, потом на запад по дороге, ведущей к Конгорою и Саллийским Вратам. Не раз мне хотелось направить машину за край дороги и разом со всем покончить. Не раз, просыпаясь утром на каком-нибудь захолустном постоялом дворе, я вспоминал Халум, и мне хотелось никогда больше не просыпаться. Через несколько суток я углубился в Западную Саллу и приблизился к проходу в горах. Остановившись на ночь в маленьком городке, я узнал, что отдан приказ о моем аресте. Киннал Даривал, сын септарха, тридцати лет, такого-то роста, с такими-то чертами лица, брат государя Стиррона, разыскивался за чудовищные преступления: самообнажение и навязывание людям опасного наркотика вопреки прямому приказу септарха. Посредством этого наркотика Даривал довел собственную названую сестру до безумия, в приступе коего она погибла ужасной смертью. Граждане Саллы, которые задержат злодея, получат щедрое вознаграждение.
Стиррон знает, как погибла Халум – значит, Ноим рассказал ему все. Теперь мне конец. У Саллийских Врат меня будут ждать полицейские. Но почему же тогда в афише не сказано, что я направляюсь в Выжженные Низины? Может, Ноим утаил это, чтобы дать мне уйти?
Мне ничего не оставалось, как ехать дальше. До моря несколько дней пути, и все порты Саллы обо мне уж точно оповестили. Да и куда плыть, даже если я проберусь на борт судна? В Глен, в Маннеран? Туда можно попасть и по суше, через Гюйшены или Ойн, вот только зачем? В Маннеране мне уже вынесли приговор, в Глене неизвестно как встретят. Нет, пусть будут Выжженные Низины. Поживу там немного и, может быть, попробую через один из Трейшенских перевалов проникнуть на западный берег. А может, и нет.
В лавке, обслуживающей охотников, я закупил сухие продукты, оружие, водный конденсат – при экономном расходе этого хватало на несколько месяцев. Горожане посматривали на меня странно – подозревая, возможно, что я и есть разыскиваемый принц, – но схватить не пытались. Знали, наверно, что у Саллийских Врат уже поставлен кордон – зачем же связываться с таким опасным преступником, пусть им полиция занимается. Я выехал из города на последний отрезок дороги. Раньше я здесь ездил только зимой, когда везде лежал снег, грязные его клочки еще сохранились в тенистых местах и по мере подъема ширились, а близ двойной вершины Конгороя все вокруг стало белым. Я рассчитал так, чтобы подъехать к перевалу уже затемно на случай засады, но никакой засады там не было. Выключив фары и рискуя свалиться с обрыва, я привычно свернул налево и проехал в ворота. То ли Стиррон не успел перекрыть западную границу, то ли думал, что я не настолько безумен, чтобы избрать этот путь. Я спустился, осторожно петляя, по западному склону Конгороя и к рассвету оказался на Выжженных Низинах – наполовину испекшийся, но живой.
70
Хижина нашлась там, где я и помнил, недалеко от гнездовий рогатых птиц. Водопровод там, конечно, отсутствовал, и стены были дырявые, ну да ладно. А жара внутри будет мне наказанием. Я распаковал вещи, достал пачку бумаги, которую купил в той же лавке, поставил на полку ларчик с остатками порошка, прикрыв его сверху одеждой, вымел красный песок. Машину я замаскировал: загнал в овражек так, что крыша еле виднелась, и закидал сверху сухим кустарником, а после песком. И запомнил место, чтобы найти его самому, когда придет время.
Несколько дней я просто бродил по пустыне и думал. Пришел туда, где погиб отец, ничуть не опасаясь кружащих надо мной птиц: пусть и меня убьют. Перебирал события моего времени перемен, спрашивая себя: «Этого ты хотел? Это надеялся осуществить? Ты доволен?» Вспоминал все свои сеансы, от первого со Швейцем до последнего с Халум, и спрашивал себя: «К добру ли это было? Не совершил ли ты ошибок, которых мог избежать? Приобрел ты что-то в итоге или, наоборот, потерял?» Ответ был всегда одинаковым: я приобрел больше, чем потерял, хотя мои потери были ужасны. А к заблуждениям я мог отнести только неверную тактику, но не саму идею. Если б я оставался с Халум, пока ее терзали сомнения, она не поддалась бы стыду, который стоил ей жизни. Если бы был откровеннее с Ноимом – если бы остался в Маннеране и встретился с врагами лицом к лицу – если бы, если бы, если бы… И все же я не жалел, что стал другим человеком, – жалел лишь, что так и не совершил свою духовную революцию. Моя убежденность в неверности Завета и нашего образа жизни ничуть не поколебалась. Нет, не нашего. Вашего. В том, что Халум решилась покончить с собой после двух часов любви и открытости, виновен только Завет.
В конце концов – не так уж давно – я начал писать книгу, которую вы читаете. Беглость собственного пера удивила меня, боюсь, она порой граничит с бойкостью, хотя поначалу мне приходилось трудно с непривычной грамматикой. Я, Киннал Даривал, хочу рассказать о себе – так начал я свои мемуары. Был ли я верен своему замыслу? Не скрыл ли чего? День за днем мое перо скребло по бумаге, и я открывался вам, не делая никаких поправок. В этой парилке я обнажился дальше некуда. Все это время у меня не было никаких контактов с внешним миром – я лишь догадываюсь, возможно ошибочно, что агенты Стиррона прочесывают Выжженные Низины, разыскивая меня. Думаю также, что у всех перевалов, ведущих в Саллу, Глен и Маннеран, выставлены посты, возможно, охраняются и западные перевалы, и Струанский Проход – на случай, если я вздумаю пробраться через Мокрые Низины к Сумарскому заливу. Пока что удача была на моей стороне, но скоро меня найдут. Что делать? Ждать, когда меня схватят, или попытаться найти свободный проход? Этой толстой рукописью я дорожу больше, чем жизнью. Если вы когда-нибудь прочтете ее, если увидите, как я блуждал и спотыкался в поисках самого себя, если воспримете все импульсы моего сознания – значит, я не зря писал эту автобиографию, эту повесть о себе, уникальную в истории Велады-Бортен. Если меня возьмут, Стиррон велит сжечь мою книгу.
Значит, надо двигаться дальше.
Что за шум? Кажется, двигатель?
Ко мне по красной равнине быстро едет машина. Меня обнаружили. Все пропало. Хорошо хоть до этого места успел дописать.
71
Пять дней прошло с этой последней записи, а я все еще здесь. Это была машина Ноима. Он приезжал не арестовать меня, а спасти. Осторожно подкрался к хижине, боясь, что я буду стрелять, и позвал меня. Я вышел. Он хотел улыбнуться, но у него не вышло.
– Так и думал, что ты где-то здесь. Рогатые птицы до сих пор не оставляют тебя в покое, не так ли?
– Что тебе надо?
– Патрули Стиррона ищут тебя, Киннал. Тебя проследили до Саллийских Врат. Они знают, что ты в Выжженных Низинах. Если б Стиррон знал тебя так же хорошо, как твой названый брат, он уже нагрянул бы сюда с войском. Вместо этого они ищут на юге, полагая, что ты будешь пробираться к Сумарскому заливу через Мокрые Низины, чтобы отплыть в Сумару-Бортен. Но когда они поймут, что тебя там не было, начнут искать здесь.