Голубятня на желтой поляне - Владислав Крапивин

— Какая не такая? — спросил Глеб.

— Не знаю… Не как на скрипке. Наверно, просто музыка рельсов… Нет, не знаю.

Глеб зашевелился.

— Пойду покурю… Янка, а как это — музыка рельсов?

Янка сказал:

— Зажги фонарь.

Свет "Сатурна" ударил по глазам. Янка легко вскочил, пошёл в угол к Ёреминому сундуку, снял с гвоздя куртку (Ерёма был без куртки, когда погиб, она так и осталась в углу). Я удивился: зачем она Янке? Но оказалось, что под курткой висит на гвозде длинная металлическая линейка. Ерёма ею пользовался, когда чертил Ваську. Янка взял линейку и пошёл к выходу на площадку. Мы за ним. Янка попросил Глеба:

— Пожалуйста, возьми фонарь.

Глеб повесил фонарь на крючок под крышей площадки. Свет разлетелся далеко-далеко, трава у вагона сделалась очень зелёной, на путях — и ближних, и дальних — заискрились рельсы. На рельсах задвигались наши вытянутые тени.

Янка сказал, будто извиняясь:

— Вы, пожалуйста, сядьте. Надо, чтобы только моя тень…

— Лучше сойдём, — предложил Глеб.

Мы спустились в траву. Встали у ржавых буферов. Было очень тихо. Кузнечики молчали, испуганные неожиданным светом. Янка встал на краю площадки, у подножки. Его тень выросла, вытянулась поперёк путей. Взметнула великанскую руку с линейкой. Или со смычком? Тень смычка легла на рельсы длинной полосой, замерла. Потом шевельнулась, прошла по блестящим рельсам, как по струнам…

И это словно добавило тишины.

— Ничего не слышу, — прошептал Юрка.

— Помолчи, — сказал Глеб.

Я тоже ничего не слышал. Кроме тишины. Кроме того, что за горизонтом пропел сигнал локомотива. Красивый такой и печальный. Сигнал растаял в ночи, а ночь будто вздохнула, и вздох отозвался под небом, как внутри громадной гитары. Что-то совсем негромко зазвенело вокруг — в траве, в дальних тополях, в чёрной высоте надо мной. Зазвенело и запело еле слышно…

Это Янка играл? Или мне показалось? Не знаю. Только мне очень захотелось в дорогу. В дальнюю. Куда-то идти, ехать, лететь. И чтобы не знать, что там впереди…

Может быть, это в самом деле была музыка рельсов?

…Мелодия затихла, и мы молча поднялись в вагон. Повесили фонарь на гвоздь, вбитый в край верхней полки. Сами сели на нижнюю. Рядышком.

— Если так… — медленно проговорил Глеб. — Если есть эта теория, эти параллельные пространства, тогда ясно… я уже думал про такое. Через Старые Горы идёт железнодорожная линия. Через Колыч тоже. Идут себе параллельно, ничего не знают друг про друга. Старогорск и Колыч тоже… живут параллельно и ничего друг про друга не знают. А где-то есть стрелка. Соединение рельсовых линий. Где-то мой поезд эту стрелку проскочил и привёз меня сюда. Всё просто.

— Вовсе даже не просто, — сказал я. — Параллельные пространства нигде не пересекаются. И не соединяются. Параллельные линии тоже. Про это в первом классе учат.

— В бесконечности могут пересекаться, — возразил Глеб. — Это всякий школьник тоже знает.

— В бесконечности! А ты ехал всего два часа.

Янка засмеялся:

— На этот раз бесконечности хватило двух часов.

— Наверно, — сказал Глеб. — А может быть, и в другой раз хватит?

— Скучаешь по Колычу? — спросил Юрик.

— Скучаю?.. Я уже про это говорил: здесь я Робинзон, а там на своём месте.

— Можно и здесь работу найти, — сказал я. Потому что не хотелось, чтобы Глеб куда-то уходил.

— Я, ребята, всю жизнь мечтал книжку написать. А здесь… Я не знаю.

— Значит, хочешь искать стрелку? — спросил Янка.

— Только наизвестно, на каком поезде туда ехать, — усмехнулся Глеб.

Янка встал.

— А зачем поезд? Мы и так на колёсах. — Он запустил пальцы в кармашек на клетчатой рубашке Глеба. Выдернул ампулу с искоркой. Быстро пошёл в конец вагона, сел там на корточки. Оглянулся на нас.

— Ось под полом где-то здесь, да?

Мы подскочили к Янке. Он осторожно вложил ампулу в мелкую выемку на дощатом полу…

И ничего не случилось.

Сначала — ничего. Только я услышал гудение, как в перегретом энергосборнике. Потом "Курятник" задрожал, и под полом раздался скрежет (уже после я сообразил, что это отдирали себя от рельсов приржавевшие колеса). Вагон дёрнулся. Так дёрнулся, что я полетел с ног. Юрка упал на меня. Мы вскочили. Пол встряхивало, фонарь на гвозде сильно качался и разбрасывал тени.

— Едем! — крикнул Янка.

Глеб стоял, расставив ноги, и задумчиво держался за бородку.

— А что? — сказал он. — Может, это действительно выход?

— Может, это действительно выход? — спросил Глеб и обвёл нас блестящими очками. — А, ребята?

— Ничего себе, выход, — сказал я, постукивая зубами от тряски. — Сейчас как хряпнемся…

Рельсы были старые, на гнилых деревянных шпалах. Вагон колотило на частых стыках.

— Сейчас выйдем на основной путь, — сказал Юрка.

— Ага, пока выйдем… — сердито начал я. Но тут под колесами сильно щёлкнуло, тряска сразу кончилась. Рельсы загудели ровно и спокойно. Это вагон проскочил стрелку и пошла главная колея — сплошные рельсовые нити на могучих бетонных шпалах. Сразу выросла скорость. В дверь передней площадки рванулся ветер, у Янки взлетели и разлохматились волосы. Янка засмеялся.

Но мне было что-то не смешно.

— А как обратно? — спросил я.

Янка, не перестав смеяться, ответил:

— Да очень просто! Перенесём искорку к задней оси, она и заведётся на обратный ход.

Я был в этом совершенно не уверен. Я вообще ни в чём не был уверен.

— А куда нас несёт-то?

— Как куда? В бесконечность, — беззаботно отозвался Янка. И Юрка, который всегда с ним соглашался, весело засвистел.

Я сказал с досадой на их глупость:

— Вот врежемся во встречный поезд, тогда уж точно будет бесконечность и вечность…

Янка возразил:

— Встречный пойдёт по левой колее, здесь двойной путь.

— В это время не бывает никаких поездов, — сказал Юрка.

Я не стал с ними больше разговаривать, взглянул на Глеба. У него-то ума больше!

Глеб озабоченно дёргал бородку.

— Ребята, Гелька прав. Нужен какой-то сигнал. Давайте-ка вывесим фонарь.

Он опять понёс на переднюю площадку "Сатурн". Янка и Юрка пошли за ним. Я плюнул с досады и остался посреди вагона. В полумраке. Потом взял с ящика маленький фонарик и включил.