Лгунья - Екатерина Гичко

Сумеречница… Ранхаш помассировал переносицу и почувствовал приближающуюся головную боль. Сумеречниками называли народы, которые населяли Сумеречные горы. Из-за территориальной обособленности у них сформировались свои, сильно отличающиеся от других регионов Салеи традиции и обычаи. Суровый климат и тяжёлые условия проживания наложили определённые ограничения на более слабые категории населения: женщин и детей. Холод, ветра и палящее солнце вынуждали женщин кутаться в покрывала, а суровая жизнь — держаться рядом с мужчинами. Со временем практическая причина ношения покрывал переросла в нравственную. Женщине более не полагалось ходить с открытой головой, ей нельзя было добиваться мужского внимания, но и мужчина не мог просто так подойти к девушке. Считалось, что эти обычаи должны защищать женщин от мужского произвола, но не во всех местах Сумеречных гор это было так. Кое-где традиции перерастали в тот самый мужской произвол.

Ранхаш видел сумеречниц. Наряды их могли отличаться, но неизменным атрибутом являлось ярко-красное, наверняка легко заметное на горных склонах покрывало, расшитое звенящими подвесками, нитями бус и яркими золотыми и серебряными узорами. Оно закрывало всю голову, опускалось на плечи и окутывало фигуру до самого пояса. При необходимости, чтобы защититься от сильного ветра или показать любопытному мужчине свою неблагосклонность, девушки могли закрыть и лицо. Одежда всех виденных им сумеречниц всегда была очень яркой, причём не только у свободных девушек, но и у замужних женщин. Наверное, чтобы не потеряться в горах. Пропала жена? Попросил соседа-оборотня из птиц подняться в воздух, и тот мигом найдёт яркое пятно.

Нравы у сумеречников куда строже, чем во всей остальной Салеи. Насколько знал Ранхаш, молодым девушкам не возбранялось общаться с мужчинами, но без любовного умысла. Если парню понравилась соседка, он сперва идёт к её родителям и сообщает им об этом, чтобы они не приняли за оскорбление его невольные нескромные взгляды. Если он им по душе, то родители девушки уже идут к родителям юноши и ведут разговор с ними. И уж если договариваются, то начинают втайне от всех готовить свадьбу. Помолвки там не в ходу, зваться женихом и невестой не принято, поэтому молодые порой и не знают, что в скором времени станут мужем и женой.

Но порой невест крали. Да и не везде традиции были одинаковы. Ранхаш слышал, что кое-где в Сумеречных горах у женщин и вовсе не было никаких прав. Но с этими сумеречницами он никогда не сталкивался: их за пределы поселений, судя по слухам, и не выпускали. Беглые девушки были в основном из таких мест.

Сам он никогда не видел беглых сумеречниц. А может, и видел, просто не знал, что видел, как в случае с Майяри, которая на сумеречницу не походила никоим образом. Блёклая одежда, решительный нрав, стойкость перед слухами, причём не самыми приличными, самостоятельность и отсутствие сводящей с ума стыдливости. Похоже, она действительно прожила среди них много времени и успела привыкнуть к их нравам. Нет, неужели она и правда сумеречница? Ранхаш с сомнением посмотрел на макушку девушки.

За окном раздался грохот, и оборотень резко обернулся и напрягся. В небе вспыхнул и распустился красно-золотой огненный цветок. Лепестки его стремительно раскрылись и опустились вниз, а из сердцевины вверх взметнулись новые красно-золотые стрелы. Бабахнуло, и рядом расцвел ещё один цветок, а за ним ещё и ещё… Десятки цветов самых разных расцветок заполонили ночное небо, укрытое снежной дымкой. Ранхаш подозрительно подался вперёд, вспомнив, как друзья-охламоны Майяри отвлекли тюремную стражу красочным представлением, но тут с улицы донеслись ликующие крики учеников, и харен вспомнил, что до праздника Обновления Года осталось меньше месяца. Как раз именно в это время лучшие мастера огненных цветов запускают свои творения в небо, чтобы убедиться в их непревзойдённой красоте. В Жаанидые в такие ночи спать невозможно от грохота. Да и не хочется.

Красота расцветающего неба слишком завораживала.

В памяти Ранхаш пронеслись воспоминания детства, где он, сидя на плечах Шидая, восторженно глазел на рассыпающиеся искрами цветы. В ту ночь, как и во многие ночи до этого, они тайно сбежали из дома на площадь, где вместе с простым народом любовались приближающимся праздником.

«Что, Ранхаш, нравится? — весело интересовался Шидай. — Мы с тобой на праздник тоже такие запустим. Сами! Я попинал твоего прадеда, и он купил несколько десятков только для нас с тобой. Ох, ну и дорогие же они, сволочи!»

Цветочная клумба истаяла, и Ранхаш, вздрогнув, опять посмотрел на Майяри. Вопреки его опасениям, девушка никуда не исчезла. Оборотень ощутил умиротворение. Всё же когда занимаешься важными делами лично, не перепоручая их кому-то другому, чувствуешь себя куда спокойнее.

Взгляд мужчины зацепился за выглядывающую из-под одеяла растрёпанную косу. Ранхаш даже невольно погладил собственные волосы, убеждаясь в их порядке, и, подумав, полез во внутренний карман за гребнем. Опустив левую ногу на пол и развернув и придвинув кресло ближе к кровати, мужчина подался вперёд. Вытащив из-под одеяла косу девушки, он начал неспешно расплетать её. Делать всё равно было нечего. Да и если её волосы запутаются ещё сильнее, то она не прочешется и будет ходить лохматая, раздражая его ещё и своим видом.

Майяри с трудом разлепила веки и, прищурившись от яркого света, уставилась на стену. Стена оказалась незнакомой, светло-коричневой. Меховое одеяло тоже. Вот только тело было её собственное. Прикрыв глаза, девушка лениво подумала: и почему у неё всегда что-то болит? Болели оба бока: левый ныл стянутой, приглушённой болью, которая трескалась и точечно вспыхивала, стоило ей только пошевелиться; правый же бок, казалось, болел сильнее левого, словно его намяли. Видимо, конкретно отлежала.

Девушка попробовала перевернуться на живот, но обнаружила рулон чего-то мягкого, лежащего вдоль её тела подобно бастиону. Осторожно отведя назад левую руку, Майяри нащупала позади себя достаточное для манёвров пространство и с едва слышным вздохом перевернулась на спину. Оба бока мгновенно налились жаром: левый — болезненным, правый — живительно бодрящим. Не открывая глаз, Майяри осторожно ощупала левый бок, плечо и бедро и обнаружила слегка влажноватую ткань. В памяти медленно вырисовались события прошедшего дня.

Открыв глаза, Майяри мрачно уставилась в потолок. Что-то она окончательно запуталась. Её хотели убить или напугать? От взрывной печати десятого класса она могла погибнуть, только если вздумала бы обниматься со своей дверью. Напугать, выманить и заставить действовать? Да не похоже… Они же могли спровоцировать её на откровенность с хареном. Не могли же те дурочки до этого додуматься? Чтобы безнаказанно провернуть подобное, у них должна быть нехилая поддержка сверху, которая и прикроет их перед хареном. А может, это сам харен? Этакий акт запугивания, чтобы она всё-таки разоткровенничалась. Харен…

Майяри замерла. В памяти одна за другой начали вырисовываться картины прошедшего дня. С губ сорвался досадливый вздох. В отличие от своего поведения в бреду, прошлый день она помнила прекрасно. В деталях. Боль и страх словно отбили ей разум! Чем можно ещё объяснить её безумное поведение, которое вчера казалось ей правильным и логичным?